Жмых. Роман - Наталья Елизарова Страница 61

Вслед за ним из дома один за другим стали пропадать и слуги: кухарка выскочила на задний двор выплеснуть помои — и не вернулась, привратник пошёл на террасу убрать рухнувшее дерево — и как сквозь землю провалился, буквально на несколько минут, чтобы набрать воды, отлучилась горничная — и тоже исчезла. Мы остались вдвоём с Бьянкой: несмотря на ливень, она несколько раз в неделю прибегала в усадьбу стирать бельё — долги за дом, которые молодая женщина на себя взвалила, заставляли её работать за троих; от её муженька-пропойцы было мало проку.

— Я не вижу никого из прислуги, Бьянка… И от доктора вот уже трое суток — ни слуху, ни духу. Куда они все могли запропаститься?

— Хотите, я поищу их, сеньора?

— Будь добра. И, пожалуйста, сбегай во флигель к этим бездельникам капатасам. Пусть, наконец, кто-нибудь из них уберёт сломанные деревья — вся аллея завалена!

— Да, сеньора.

…Она вернулась очень скоро — промокшая до нитки, сама не своя от волнения. Бросилась ко мне, вцепившись в плечи холодными влажными пальцами и, задыхаясь от быстрой ходьбы и захлёбываясь сбивчивыми, путанными фразами, затараторила, припомнив Иисуса, Деву Марию и всех великомучеников. Её смятение передалось мне. Схватив дождевик, я выбежала на улицу.

Поминутно оглядываясь, Бьянка шла впереди. «Там!.. Там!.. — кричала она, указывая пальцем в направлении едва различимых сквозь толщу дождя хозяйственных построек. — Скорее, сеньора, скорее!».

У колодца ничком лежало тело, рядом с ним валялось перевёрнутое вёдро. Наклонившись, я узнала свою горничную. Бьянка принялась растирать ей руки, хлопать по щекам: «Мне кажется, она ещё дышит… Должно быть, поскользнулась… Смотрите, изо рта идёт кровь!.. Давайте перенесём её в дом… Одна я не могу её поднять, она тяжёлая… Помогите мне, сеньора…».

Сначала мне тоже показалось, что девушка расшиблась головой о каменное подножье колодца, но, приглядевшись к ней повнимательней, я не на шутку встревожилась: что-то в её чертах было такое, что напомнило мне умерших много лет назад братьев.

— Не трогай её, Бьянка! Она не ударилась… Это холера.

— Что? — в ужасе вскрикнула женщина.

— Немедленно идём в дом!.. Сними с себя всю одежду и обувь и брось на улице… Возьмём спирт из комнаты доктора и разотрёмся как следует… Это хорошее средство, уж я знаю… Бог даст, пронесёт… Идём скорее, нам нельзя здесь оставаться!..

— Нет, сеньора, я побегу к мужу и детям.

— Не надо ходить в посёлок, Бьянка, — я инстинктивно попыталась удержать её, но рука моя, непроизвольно дёрнувшись, благоразумно замерла на полпути. — Доктор не вернулся! Ты понимаешь, что это значит?!

— Но я должна быть со своей семьёй!

— Это бессмысленная жертва! Никому от неё не будет легче! Одумайся, прошу тебя!..

— Я нужна Жозиасу и детям! Побегу к ним!

— Вернись, ненормальная!..

Но она уже меня не слышала — бросилась со всех ног прочь из усадьбы. Как потом выяснилось, — навстречу собственной смерти.

Перед тем, как закрыться от окружающего мира в своём особняке, я добежала до сторожки, где жили охранники: дверь была заперта изнутри, на стук никто не открыл. Заглянув в окно, я ничего не смогла разглядеть. Конечно, можно было бы разбить его и пролезть внутрь, но, кто знает, какой сюрприз меня там ждёт — если скончавшийся от холеры мертвец, то безопаснее будет его не видеть. О своей умирающей у колодца служанке я тоже предпочла забыть — ей всё равно уже ничем не поможешь.

…На третьи сутки у меня закончился весь запас питьевой воды, но отправиться за ней к колодцу было бы чистейшим самоубийством.

…«Эту воду нельзя пить, детка! Ты умрёшь, если будешь её пить!»… — припомнила я грозное предостережение доктора из моего далёкого монастырского прошлого.

Умереть голодной смертью мне не грозило — погреба до отказа были забиты всякой снедью, правда, от одного её вида подкатывала тошнота: после того, как я побывала у колодца, кусок в горло не лез… Без воды до поры до времени тоже можно было обойтись — её с лихвой заменяло спиртное. В конце концов, если уж совсем невмоготу станет, можно открыть окно и набрать дождевой — небесные потоки угрозы не представляли. Единственное, что меня беспокоило — это отсутствие прислуги: одиночество не слишком угнетало, но вот то, что теперь любую работу приходилось делать самой, было весьма обременительно — за последние годы я успела привыкнуть к жизни сеньоры.

…Стук в двери посреди ночи обрадовал и встревожил одновременно: я жаждала присутствия живой души, мне хотелось узнать все последние новости, и вместе с тем незваный гость мог нести гибель… Отворив запоры, я увидела Матео Ферраса. Я и пикнуть не успела, как он шагнул в мой дом уверенной хозяйской поступью.

— Что вам здесь надо? — возмутилась я.

Он сорвал с себя и выжал, обдавая всё вокруг брызгами, шляпу, будто какую-то тряпку, а потом снова нацепил её на голову.

— Затопило посёлок… — тяжело дыша, проговорил он.

— И что же? Смыло вашу лачугу? — насмешливо поинтересовалась я.

— К чёрту мою лачугу и вас с вашим сарказмом! — заорал он. — Там, в низине, люди остались без крова… Вода поднялась почти до крыш, и она прибывает…

— Ну, разумеется, пребывает — сезон дождей только начался… У вас, в Европе, наверное, ничего подобного не происходит, а для нашего климата — это обычное дело. Месяца через два вода спадёт.

Его глаза едва не вылезли из орбит.

— Вы издеваетесь надо мной, да?

— Просто констатирую факт… А чего вы от меня хотите? Чтобы я прекратила дождь? У меня нет связи с небесной канцелярией.

— Там десятки больных… женщины, дети… Им негде укрыться, а вы одна проживаете в таком большом доме!

— Что? — я аж задохнулась от возмущения. — Вы предлагаете устроить из моего дома госпиталь?

— Людям срочно нужно дать убежище! Или мы разместим их здесь, или они погибнут!

— Да вы с ума сошли! Притащить сюда больных холерой!

— Не больных, а тех, кто ещё не успел заразиться — в первую очередь, детей и женщин. Больных мы разместим в другом месте. Я уже подумал об этом.

— И где же?

— На кофейных складах.

Я расхохоталась.

— Прекрасная мысль! А куда же мы денем мешки с кофе?

Грубо схватив за плечи, он встряхнул меня так, что потемнело в глазах.

— Речь идёт о человеческих жизнях, а вам бы только прибыль подсчитывать! Вы же женщина — есть в вашем сердце хоть капля сострадания?!

…Не знаю, была ли в моём сердце эта самая капля, но из соображений практичности я пошла ему навстречу — если все работники перемрут, кто тогда вернёт мне долги?..

Итак, мой дом превратился в ночлежку. Десятки оборванцев, полуживых от усталости, голода и холода, заполонили весь холл особняка — в комнаты я их не пустила: ещё не хватало, чтобы весь этот грязный сброд разлёгся на шёлковых простынях в моих прекрасных, отделанных дорогими гобеленами, спальнях. Кофейные склады я тоже не отдала на разграбление — больных разместили во флигеле; как я и предполагала, там уже побывала смерть: когда выбили дверь, трое охранников были мертвы. Остальные, по всей видимости, бросились наутёк. Я не винила их за бегство. Если б у меня была возможность, я и сама бы сбежала. Так все поступали. Как только становилось известно об эпидемии, люди всё бросали и уезжали из заражённой местности, а когда она угасала — возвращались. Даже воры и мародёры предпочитали не рисковать, хотя дома стояли раскрытыми настежь… В последние годы доктора хвалились изобретёнными новыми вакцинами: поставил, мол, прививку, и зараза тебя не проймёт. Но я не верила в их чудодейственную силу. «Беги быстрее как можно дальше и находись там как можно дольше» — это и есть лучшее спасение… Впрочем, увидев целого и невредимого доктора в самый разгар бушующей эпидемии, которого я уже мысленно похоронила, я изменила своё мнение.