Суета Дулуоза. Авантюрное образование 1935 - 1946 - Джек Керуак Страница 61

А в Нью-Йорке отправился прямиком в студгородок Коламбии, занял комнату на шестом этаже «Долтон-Холла», позвонил Сесили, подержал ее в объятьях (по-прежнему дразнилка эдакая), наорал на нее, потом, когда ушла, выложил свои новые блокноты и взялся делать себе карьеру литературного художника.

Я зажег свечку, чуть-чуть надрезал себе палец, покапал кровью и написал «Кровь поэта» на маленькой визитной карточке, чернилами, затем большое слово «КРОВЬ» поверх и повесил ее на стенку, чтобы напоминала о моем новом призвании. «Кровь», писанная кровью.

У Ирвина я взял все книжки, которые хотел, Рембо, Йейтса, Хаксли, Ницше, Мальдорора, и стал писать бессмыслицу всех сортов, на самом деле – глупую, если подумаешь обо мне, вроде: «Творческая беременность оправдывает все, что я делаю, если это не преступность. Чего ради мне жить нравственной жизнью и терпеть лишения загодя-незаинтересованных эмоций по отношению к ней?» И ответ следовал красными чернилами: «Если так не делаешь, творенье твое не будет крепко. Крепкое творенье нравственно по нраву. Это Гёте доказал». Я вновь расковырял ранку и выдавил из нее еще крови, чтобы сделать кровавый крест, и «Дж. Д.», и тире над чернильными словами Ницше и Рембо:

«НИЦШЕ: Искусство есть высшая задача и собственно метафизическая деятельность в этой жизни». [59]

«РЕМБО: Quand irons-nous, par delàles grèves et les monts, saluer la naissance du travail nouveau, la sagesse nouvelle, la fuite des tyrants, et des démons, la fin de la superstition, adorer… les premiers!…Noёl sur la terre?» В переводе так: «Когда же – через горы и через пески – мы пойдем приветствовать рождение мудрости новой, новый труд приветствовать, бегство тиранов и демонов злых, и конец суеверья; когда же – впервые! – мы будем праздновать Рождество на земле?» [60]

И вот это приколол я к своей стенке.

Я был совершенно один, моя жена и родственники думали, я в море, никто не знал, что я тут, кроме Ирвина, я собирался пуститься в еще более глубокое одиночное комнатное писание, нежели в Хартфорде, Конн., с маленькими рассказиками. Теперь был сплошь Символизм, всякая глупая дребедень, репертуар современных идей, «неодогматизм а-ля Клодель», «нео-Эсхил, осуществление потребности в соотношении интроспективного духовидчества и романтического эклектицизма».

Теперь я привожу эти несколько цитат лишь для того, чтобы показать читателю, что́ я читал, и Как (и Как!) я это впитывал, и насколько серьезен я был. Фактически у меня выстраивалось без счета всякого, и кое-что могло бы примерно описать тональность того периода, что я переживал:

Вот так:

«(1) Хакслианская (?) мысль о непрестанном росте (также Гётевская). Élan vital. [61]Курс беседы (полемичность), чтение, писание и переживание никогда не должны прекращаться. Становление.

(2) Сексуальный неоплатонизм и сексуальное понимание grande dame [62]восемнадцатого столетия как современного веяния.

(3) Политический либерализм в критических судорогах юности (пост-марксистский, пре-социалистический). Чертова современная Европа. Материализм взялся за дубинку.

(4) Конфликт между современной буржуазной культурой и художественной культурой у Томаса Манна, у Ролана, у Вулфа, у Йейтса, Джойса.

(5) Новый аспект, либо новое видение – у Рембо, у Лотреамона (в Мальдороре), либо как у Клоделя.

(6) Ницшеанство – „Ничто не истинно, все дозволено“. Сверхчеловек. Неомистицизм на примере Заратустры. Нравственная революция.

(7) Упадок Западной церкви – грубая причинно-следственность Харди в тот же миг подвергается силе духа Джуда.

(8) Механистичность Фройда практически в тот же миг подвергается эмоциям (как у Кёстлера) либо новой нравственности (как в невнятном смысле у Хёрда).

(9) От гуманизма Х. Дж. Уэллза, от натурализма Шо, и Хауптманна, и Льюисона, незамедлительно к нео-Эсхилу Стивену Дедалу (Bous Stephanoumenos [63]) и универсальному Уховьерту самолично.

(10) Шпенглер и Парето – в результате возвращение, как у Луиса или Рембо, к Востоку. (Мальро.) Почему французы возвращаются на Юг? (Те марсельские декаденты в краснодеревных тропиках Альфредо Сегро.) Англо-католицизм и классицизм Элиота. „Прекрасный сантимент“, – замечает интеллектуал из Кензингтон-Гарденз в Королевском Алберт-Холле.

(11) Музыка… к конфликту и разладу. Пророчество в конце третьей части Девятой Бетховена. Шостакович, Стравинский, Шёнберг. Эго-концепция Фройда поднялась на поверхность и теперь слышимо конфликтует. Видимо на картинах, как у Импрессионистов, у Пикассо, у Дали, et al.

(12) Сановный мистицизм Сантаяны… Де Бёльдьё и его белые перчатки в „Великих иллюзиях“. Высоко-осознанность.

(13) Урок Фрэнсиса Томпсона в неощутимости человеческой жизни. Мелвилл: „Я ищу это непостижимое!“ Также Вулф, Томпсон, вроде как последнего преследует истина одиночества, пока его не принуждают ее принять (!).

(14) Жидеанство… acte gratuite как забвение рассудка и возвращение к порыву. Но теперь порывы наши существуют в обществе, цивилизованном христианством. Жидеанство – богатство в отличие от протейства, безнравственности… есть, по сути, дионисийский избыток художественной нравственности». И т. д.