Натюрморт с дятлом - Том Роббинс Страница 61

– По крайней мере быстрая смерть от голода или жажды нам не грозит, – сказал Бернард. Он с громким хлопком откупорил бутылку шампанского и потянулся к свадебному торту.

– Не смей! – рявкнула принцесса и перехватила его руку, нависшую над затейливым украшением в центре торта.

– Ах, прости. Я думал, прием отменен. – Дятел отставил бутылку в сторону.

– Ну конечно же, отменен. Конечно. Я сглупила. Можешь съесть хоть весь этот чертов торт. На вот! – Ли-Шери отломила большой кусок и, рассыпая глазировку, протянула его Бернарду. Вид сахарной глазури, крошащейся у нее между пальцев, напомнил ему о тех днях, когда банда Дятла скрывалась в горах и устраивала снежные бои, чтобы не терять форму и разогреть кровь.

– Вообще-то я сладкоежка, но ты не волнуйся: с утра я все равно собирался к дантисту.

– Шампанского? – Перед тем как отдать бутылку Бернарду, принцесса отхлебнула из нее. В нос ей ударило так много пузырьков, что она едва могла вздохнуть. Ли-Шери почувствовала себя субботней ночной телепрограммой с эстрадным оркестром в носу.

– Шампанское изобрел монах-католик, – сообщил Бернард. – Сделал глоток и выбежал из своей кельи с криком «Я выпил звезды! Я выпил звезды!». Текилу придумала кучка задумчивых индейцев, увлекавшихся пирамидами и человеческими жертвоприношениями. Где-то между шампанским и текилой находится тайная история Мексики, как тайная история Америки лежит где-то между вяленым мясом и «Хостесе Твинкиз». Ты, кажется, не расположена слушать афоризмы?

– Бернард, мы попали в переделку?

– Тебе лучше знать. Я не знаком с привычками этого джентльмена. Как долго он может злиться?

– Ему придется нас выпустить. Придется. В городе моя мать и Хулиетта. Кругом полно репортеров. Он обязательно выпустит нас до рассвета.

– Тогда еще шампанского, дорогая. Кстати, торт очень вкусный. У меня праздничное настроение, что весьма нехарактерно.

Ли-Шери рассмеялась.

– Я и сама чувствую какой-то непонятный восторг. Странно. Все, о чем я мечтала и над чем трудилась, рассыпается на части, а я все равно счастлива. А еще я замерзла.

Она была одета в голубые джинсы и зеленую футболку без рукавов. Бернард накинул на плечи принцессе свою черную вельветовую куртку. Динамитные шашки стукнулись о ее груди. Ли-Шери по-прежнему дрожала от холода, и тогда Бернард вытащил из-под блюда с тортом кружевную скатерть, и они оба завернулись в нее, словно влюбленная парочка – в одеяло на футбольном матче между Гарвардом и Принстоном.

– В центральном зале Великой Пирамиды всегда одна и та же температура – семнадцать и восемь десятых градуса по Цельсию, – сказала принцесса. – Я хотела создать здесь точно такие же условия. Семнадцать и восемь – это тебе не Мауи.

– Раз уж нам надо убить время, расскажи-ка мне об этой пирамиде – почему она так важна и что я должен был вычитать на моей пачке сигарет.

– Поздновато, бестолковщина, – вздохнула принцесса, но поскольку шампанское так искрилось, а свадебный торт белел глазурью и манил кремом и поскольку при свете лампы Клеопатры отличить Гарвард от Принстона все равно было нельзя, Ли-Шери принялась рассказывать свою историю и рассказала ее от начала до конца.

Тем временем полиция осматривала перевернутую вверх дном квартиру Ли-Шери, а Абен Физель энергично распространял слух о том, что его невесту похитили сионисты.