Гитлер_директория - Елена Съянова Страница 61

Получив степень доктора философии, Геббельс, в сущности, не знал, куда ему деваться. Попробовал пробиться в журналистику — написал и послал сорок восемь (!) статей в крупную газету «Берлинер тагеблатт». Но редакторы сочли все статьи «суетливыми и чересчур антисемитскими», и автора на работу не приняли. Потом были новые пробы, поиски и неудачи, пока наконец, будучи секретарем одного из депутатов рейхстага, Геббельс в 1923 году не познакомился с братьями Штрассерами, и Грегор Штрассер (фактический основатель «первой версии» НСДАП) взял его на должность заместителя главного редактора своей издательской фирмы «Кампфферлаг» и одновременно своим личным секретарем. И еще интересная подробность: чтобы принять Геббельса на должность своего секретаря, Штрассеру пришлось снять с нее — кого бы вы думали? — Генриха Гиммлера как менее в этой области способного.

Штрассер первым разглядел в Геббельсе ораторские способности и всячески стимулировал его на этом поприще, постоянно прогоняя от стола «драть глотку на улицах»: от Гиммлера он этого добиться не сумел.

Наконец-то впервые в жизни Геббельс точно знал, что ему делать, а прочитав «Майн кампф», нашел для себя и некую «знаковую» личность — Адольфа Гитлера — до этого предмет своих постоянных размышлений и критики. В самом начале своей деятельности в НСДАП Геббельс по отношению к Гитлеру сильно «прокололся», говоря современным языком-активно выступил против Гитлера в его споре со Штрассером и даже потребовал на совещании гауляйтеров исключения из партии «мелкого буржуа Адольфа Гитлера». За этот демарш он потом всю оставшуюся жизнь расплачивался и окончательно реабилитировал себя лишь перед смертью, принеся фюреру в жертву не только себя и жену, но и своих шестерых детей.

В тот период Геббельс начинает периодически вести дневник, в котором больше рисовки, чем хроники и размышлений, а также составляет «Обидный словарь» — особый род геббельсовского творчества, содержащий разные прозвища, шуточки, забавные характеристики своих коллег и соратников по борьбе. Читая этот «словарь», понимаешь, как тяжело жилось тогда этому человечку и сколько в его маленьком теле скопилось яда. Иногда, по-видимому, чувствуя себя совсем уж отравленным, Геббельс как бы переводит дыхание и примиряется с миром: например, если в «словаре» Юлиус Штрейхер — «хрюкающий антисемит», то чуть позже, в дневнике — «Юлиус хотя бы честен, черт вас всех подери!». Доктор Лей в «словаре» поначалу — «тупоголовый интриган» и «всерейнский е…рь» (приношу извинение за дословный перевод), потом — «рыцарь» и «якобинец», а в сорок четвертом снова впадает в немилость Йозефа и становится «специалистом по белым кроликам».

Борман же так и проходит у Геббельса «хитрожопым тупицей» аж до 1941 года (снова приношу извинения за вынужденную неэстетичность лексики, однако остальные характеристики, данные Геббельсом своим соратникам, еще более пошло-физиологичны).

Многие биографы Геббельса считают, что свои ранние дневники он писал, не надеясь на их публикацию, и поэтому нет причин сомневаться в их искренности. Но вот что он сам говорит о своих пристрастиях в области человеческих типажей: «Люблю людей неровных, страстно-непредсказуемых, романтично-циничных, беспокойных, все переворачивающих, людей, чьи души — огонь, чьи мысли — цунами, чей приход — революция». Таким он и предстает в своих ранних дневниках, чтобы хоть на бумаге себе нравиться. Но вот что говорит о нем в начале 1927 года один из его соратников — Вальтер Штеннес, командир С А в Восточной Германии. Гитлер тогда только что назначил Геббельса гауляйтером Берлина, таким образом превратив бывшего секретаря Штрассера в его соперника. Штеннес, начавший вплотную работать с новым гауляйтером, высказывается о Геббельсе так: «В жизни его едва видно… Это мышь, которая тянется, стоя на задних лапках и вынюхивая, но когда разверзает пасть — это тигр, рычащий и устрашающий, — и тут мы говорим: браво, маленький доктор!».

Это «браво» — прежде всего за то, что Геббельс умел убеждать. «Пусть сколько угодно говорят о том, что наша пропаганда — крикливая, грязная, скотская, что она нарушает все приличия, — плевать! Важно только одно — чтобы она вела к успеху!..»

«Как дела на «кухне»»? — по свидетельствам Функа и Ханке, любил подразнить Геббельса Роберт Лей в перерыве какого-нибудь партийного совещания, уже после прихода нацистов к власти. Или еще бывало так: заезжая по делам в Министерство пропаганды на Вильгельмплац в бывший дворец принца Фридриха-Леопольда, где в 1933 году расположился рейхсминистр пропаганды, Лей заходил, например, в отдел театров и весело вопрошал:

Что, малыши, у вас кипит?

Какой попахивает пищей?

Сотрудники в недоумении пялили глаза на грозного рейхсляйтера, и Геббельсу приходилось реагировать самому, так же шутливо, в тон:

Похлебкою для братьи нищей!

Да-а, тут у нас «широкий сбыт»!

Такие сцены, вроде этой из «кухни ведьмы» (из «Фауста» Гёте, запрещенного, между прочим, к преподаванию в университетах гитлеровской Германии! — Е.С.) в Министерстве пропаганды были не редкостью. Соратники обожали поддевать Геббельса всеми возможными способами. Сам Геббельс говорил, что ему завидуют, и тут я с ним согласна. На своем посту Геббельс сумел развернуться как никто широко. На его «кухне» варилась пропагандистская «похлебка» для всех нищих духом Германии, а позже — Австрии и ряда других оккупированных стран Европы.

Основные принципы: простота выражений, агрессивность тона (всегда только нападать), врагов называть сразу, побольше простых лозунгов, еще больше обещаний, разящие заголовки (часто несущие в себе смысл, обратный следующей далее информации, если она невыгодна) и повторы, повторы, повторы.

Фирменное блюдо Геббельса — это, конечно, общественное мнение. Чтобы его готовить, нужно хорошо знать ингредиенты, правильно их обрабатывать и составлять. «Еще Фридрих Великий не ленился заглядывать в суповые миски обывателей, — наставлял Геббельс своих сотрудников. — Вы же должны заглядывать в головы».

У пропагандиста одна цель, но множество орудий: от газет, радио, театра — до картинок на поздравительных открытках. И цензура, цензура, цензура.

А чтобы народ не чувствовал себя оторванным от большой политики, чтобы она перестала быть для масс терра инкогнита, «…почаще выводите массы на улицы, — инструктировал Геббельс своих сотрудников, — На митингах каждый должен иметь право голоса или возможность подписать обращение или петицию. <…> Так масса прочувствует свое участие в политике государства». И так далее, и тому подобное.

Вообще деятельность Геббельса на посту министра пропаганды требует отдельного подробного разговора. Требует особенно в том случае, если читатель хочет лучше понять, как с ним самим работает современная пропаганда.

Вот только один конкретный пример, как доводилась до немцев информация о событии, запланированном как блистательная победа, а на деле — обернувшемся позорным поражением. Ведущая партийная газета «Фёлькишер беобахтер» так комментирует сражение под Москвой:

10 октября 1941 года. Огромными красными буквами: «Час великой победы пробил! Кампания на Востоке выиграна!». Но мы-то знаем, как самоотверженно и умело сражалась в эти дни на подступах к Москве 16-я армия Рокоссовского, как героически держали оборону на Волоколамском направлении воины 316-й дивизии Панфилова, как насмерть стояли москвичи-коммунисты добровольческих рот и батальонов!