Порнографическая поэма - Майкл Тернер Страница 61

Мартин ответил не сразу. Но даже когда ответ наконец последовал, понять его было невозможно. Все, что я понял, — что рот говорящего был набит до отказа. Мой вывод тут же подтвердила Джо-Джо, упрекнувшая Мартина в том, что он говорит с набитым ртом.

Через пять минут вся компания переместилась в комнату, где я сидел. Все ухоженные, у всех одежда в серых тонах, натянутые улыбки, сдержанность, которая приходит с деньгами. Они расселись на стулья и диваны парами — шесть пар. Всем за сорок. В руках у них были чашки и блюдца. Никто не посмотрел в мою сторону. Коллекционер спросил, готов ли я. Я ответил, что да.

— О’кей! — сказал он, улыбнувшись, и выключил свет.

Это был единственный случай, когда меня не просили показать «Любимую собаку» второй раз.

Я вернулся на квартиру Робина в одиннадцать. Я устал и хотел сразу идти домой, но он настоял на том, чтобы я ему рассказал, как все прошло. Он заставил меня рассказать все до мельчайших подробностей. Это оказалось хорошей идеей: припоминая подробности прошедшего вечера, я сам смог понять истинный смысл событий.

Я рассказал Робину о скромном доме коллекционера, о Джо-Джо и других гостях, о нечаянно подслушанном мной разговоре. Я рассказал о разговорах после показа фильма, о том, как гости спорили друг с другом о том, почему «Любимая собака» не имеет отношения к искусству, как это было глупо и обидно, о том, кому фильм не понравился больше всего и почему. Я рассказал и о том, как в ходе обсуждения на меня не обращали никакого внимания, как я сидел в стороне и слушал рассуждения об испорченности молодежи в наши дни и отсутствии у нее вкуса. Я рассказал также о мужике по имени Томас, который колебался, не позвонить ли копам, чтобы они конфисковали фильм, о его жене, которая стала плакать, чувствуя, что нарушила закон, посмотрев этот фильм, о ее страхе попасть в тюрьму, где ее, по ее словам, непременно изнасилуют ручкой от метлы по причине ее хрупкой красоты, о том, как это вызвало признание другой женщины, что ее дочь пристрастилась к наркотикам и что, если ее в конце концов приговорят к тюремному заключению, мать сама убьет ее, не в силах пережить такого позора.

И это было только начало! Эти люди были сумасшедшими. Абсолютно не в своем уме. Хотелось как можно скорее уйти, но удерживала мысль, что, сделай я это, мне никогда не видать денег за работу и все мучения пойдут прахом. Робин спросил, что все это время делал коллекционер. Я ответил, что он дирижировал ходом разговора, поддерживал его, если тот начинал затухать, и любезно поощрял гостей говорить дичайшие вещи. Что же касается Джо-Джо, она при каждом удобном случае вскакивала, делала несколько фотографий, что-то записывала в свой блокнот и снова подсаживалась к коллекционеру и о чем-то с ним шепталась. Робин спросил, не слышал ли я, о чем они говорили. Я ответил, что нет. Мне не удалось уловить ни слова. В этот момент меня осенило. Я понял, что на самом деле происходило у коллекционера.

Ближе к окончанию вечера я заметил, что Джо-Джо очень мало участвует в общем разговоре. Вернее, совсем не участвует. Она только фотографировала, делала записи и таинственно перешептывалась с коллекционером. Она ни разу ничего не сказала ни одному из гостей. Меня сильно удивило это открытие. Она так много говорила за обедом! Мне очень хотелось вмешаться в разговор (мы с Робином сошлись во мнении, что это было бы ошибкой и свидетельствовало бы об отсутствии у меня профессионализма) и спросить ее, почему она ничего не говорит и каково ее мнение о фильме. Когда я был уже готов сделать это, она повернулась ко мне и подмигнула. Я не шучу! И вот теперь, делясь впечатлениями с Робином, я вспомнил о ее рассуждениях за обедом и все понял. Как я мог быть таким дураком? «Любимая собака» совершенно ее не интересовала.

Я протянул Робину чек. Он посмотрел на него и кивнул. Чек был выписан не коллекционером, а самой Джо-Джо. Робин сказал, что я был просто одним из зонтов Кароли Шнееманн.