Серебристый луч надежды - Мэтью Квик Страница 61

Я не знаю, что сказать в ответ, и мы еще долго стоим в молчании.

И вдруг — ни с того ни с сего — сумасшедшая мысль пришла в голову. А расскажу-ка я Тиффани о том, чем закончилось мое кино, моя прежняя жизнь. Я считаю, ей стоит узнать развязку, тем более что она в моем фильме исполняла одну из главных ролей. Слова льются сами.

— Я решил встретиться с Никки только для того, чтобы она узнала: я вспомнил то, что случилось между нами, но не держу на нее зла. Брат отвез меня в Мэриленд, к дому, в котором мы с ней жили. Оказалось, Никки по-прежнему там, и она нашла мне замену — того самого Филипа. Он работает вместе с Никки учителем английского. Этот тип раньше все донимал меня, называл клоуном недоразвитым за то, что я не читаю художественные книги. — Я умалчиваю о том, как бил и душил обнаженного Филипа, когда застал его с Никки в душе. — На его месте я вряд ли захотел бы жить в доме бывшего мужа своей жены — это же извращение какое-то…

Прерываюсь, но Тиффани никак не комментирует, так что я продолжаю:

— Когда мы въехали на мою прежнюю улицу, шел снег — для Мэриленда большая редкость, поэтому детишки ему радуются неописуемо. Выпало всего лишь с полдюйма — так, сверху припорошило, — но чтобы зачерпнуть и слепить снежок, достаточно. Я увидел Никки с Филипом во дворе, они играли с двумя детьми — я догадался, что в темно-синем мальчик, а в персиковом — девочка, совсем маленькая. Мы проехали мимо, я попросил Джейка сделать круг по кварталу и припарковаться чуть дальше по улице — решил понаблюдать, как проводит время новая семья Никки. Мой бывший дом стоит на оживленной улице, так что мы не боялись привлечь внимание. Джейк так и сделал, а потом выключил двигатель, только дворники оставил работать, чтобы ему тоже было видно. Я опустил стекло — я был на заднем сиденье из-за гипса, — и мы долго смотрели на них. Так долго, что Джейк снова завел мотор и включил печку, потому что замерз. На Никки был длинный шарф в белую и зеленую полоску — я раньше надевал его на игры «Иглз», — коричневая куртка и красные варежки. Из-под зеленой шапки на плечи опускались завитки пшеничных волос. Я смотрел, как они играют в снежки, — это было очень красивое зрелище. Было видно, что дети любят отца и мать, что отец любит мать, а мать любит отца, и родители любят своих детей — они кидались друг в друга снежками с такой нежностью, и гонялись друг за другом, и валили в снег, и смеялись…

Я делаю паузу — комок в горле мешает говорить.

— И я очень сильно напрягал глаза, чтобы разглядеть лицо Никки. Но даже издали было видно, что она безумно счастлива. И мне почему-то вдруг подумалось: этого достаточно, чтобы официально объявить конец фильма и пустить титры, так и не поговорив с Никки. Я попросил Джейка отвезти меня в Нью-Джерси, что он и сделал, ведь он самый лучший брат на свете. Наверное, я просто хочу, чтобы Никки была счастлива, даже если в этой счастливой жизни нет места для меня. Как ни крути, я уже использовал свой шанс. Плохой из меня вышел муж, а вот Никки была замечательной женой и…

Я снова вынужден остановиться. Несколько раз судорожно сглатываю.

— В общем, я просто буду помнить эту сцену и считать ее счастливой развязкой моего кино. Моей прежней жизни. Никки играет в снежки со своей новой семьей, и все счастливы: и она, и муж, и двое детей…

Тут я замолкаю совсем — не могу больше выдавить ни слова. Как будто холодный воздух застудил мне язык и гортань и проник дальше, в легкие, чтобы выморозить грудь изнутри.

Мы еще долго стоим на мосту.

Хотя лицо у меня уже совсем закоченело, чувствую вдруг тепло в глазницах — это я снова плачу. Вытираю глаза и нос рукавом пальто — и разражаюсь рыданиями.

Лишь после того, как я успокаиваюсь, Тиффани наконец прерывает молчание, однако ни слова не говорит о Никки.

— У меня для тебя подарок на день рождения. Так, ничего особенного. И я его не завернула, и открытки не подписала, потому что… ну, потому что такой вот я хреновый друг, который не покупает открытки и не заворачивает подарки. И я в курсе, что уже больше месяца прошло, но все-таки…

Она снимает перчатки, расстегивает пару пуговиц и достает подарок из внутреннего кармана пальто.

Я принимаю его. Это штук десять плотных заламинированных карточек, примерно четыре на восемь дюймов, нанизанных уголками на серебристый гвоздик. На верхней написано:

КАРТА

НАБЛЮДЕНИЙ

ЗА ОБЛАКАМИ

Наглядное пособие

для любителей следить за природными явлениями.

Удобное в применении и долговечное.

— Когда мы бегали, ты всегда смотрел вверх, на облака, — говорит Тиффани. — Вот я и подумала: может, захочешь разобраться в них получше.

С энтузиазмом перекидываю карточки. Прочитав об основных четырех типах облаков — слоистых, дождевых, кучевых и перистых, просмотрев все картинки — совершенно замечательные картинки — с изображением основных разновидностей облаков всех четырех типов, мы с Тиффани каким-то образом оказываемся на снегу — лежим на спине посреди того самого футбольного поля, где я еще мальчишкой гонял мяч. Мы смотрим в небо; оно сплошь затянуто тусклой пеленой. Но Тиффани предлагает подождать: может, немного прояснится, и мы сумеем определить форму хотя бы одного облачка при помощи моей «Карты наблюдений за облаками». Мы долго-долго лежим на промерзшей земле, но все, что видим на небе, — это тяжелый серый покров. В моем пособии он называется слоисто-дождевыми облаками: «однородный воздушный слой облаков серого цвета, из которого выпадают осадки (снег или дождь), продолжительные и распространяющиеся на большое пространство».

Спустя какое-то время голова Тиффани оказывается у меня на груди, а моя рука — у нее под головой, я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе. Мы оба дрожим, лежа посреди футбольного поля. Кажется, проходят часы. Начинается снегопад — стремительно валят густые хлопья. Почти в один миг поле становится белым-пребелым, и тогда Тиффани говорит самую странную вещь на свете:

— Ты мне нужен, Пэт Пиплз. Ты чертовски нужен мне. — И плачет, роняя горячие слезы на мою кожу, легонько целуя меня в шею и шмыгая носом.

Так внезапны ее слова и так далеки от этого обычного женского «я люблю тебя». И оттого, наверное, гораздо более искренни. Мне нравится лежать, прижимая к себе Тиффани, и я вспоминаю сказанное мамой, когда я пытался избавиться от своей подруги, сводив ее в кафе. «Пэт, тебе нужны друзья. Они всем нужны».

Я помню, что Тиффани лгала мне несколько месяцев; я помню ужасную историю про ее увольнение, которую рассказал Ронни и которую она подтвердила в своем последнем письме; я помню, какой чудной всегда была наша дружба, — но еще помню, что никто, кроме Тиффани, не смог бы даже приблизиться к пониманию того, что я чувствую, навсегда утратив Никки. Я знаю, что время порознь наконец истекло, и, хотя Никки больше нет в моей жизни, я держу в объятиях женщину, которая много выстрадала и отчаянно нуждается в человеке, способном вернуть ей веру в свою красоту. Эта женщина подарила мне «Карту наблюдений за облаками», она знает все мои тайны, в точности представляет, какой беспорядок творится в моей голове, сколько таблеток я принимаю, — и все равно позволяет себя обнимать. Я не могу представить, чтобы другая согласилась лежать со мной посреди занесенного снегом футбольного поля в тщетной попытке разглядеть просвет меж слоисто-дождевых облаков.