Сухих соцветий горький аромат - Ирина Зорина Страница 61

— Ясно. Спасибо, — задумчиво проговорила я.

— Да не за что.

— Ну, мне пора. Извини, что побеспокоила.

— Так мне не говорить Саше, что ты приходила? Ты уверена?

— Нет, не нужно, незачем его беспокоить.

Даниил кивнул.

— Счастливо, — улыбнулся он.

—Счастливо, — ответила я и вышла в полутёмный подъезд; дверь закрылась, щёлкнул замок. Мне вдруг нестерпимо захотелось домой в мой родной город, где всё так знакомо и привычно. Мне захотелось скрыться от опасений, тревог, жизненных неурядиц в уютном семейном гнезде, погреть руки у тёплого семейного очага, взять передышку, надышаться воспоминаниями безмятежного детства и в них отыскать силы, чтобы жить дальше.

Через два дня я купила билет до Бреста, села в поезд и отправилась домой. После всего, что случилось за этот год, мои отношения с родителями уже не могли стать прежними, но теперь они устраивали обе стороны. Родители примирились с моим образом жизни и моим правом принимать самостоятельные решения. Мама звонила редко, приезжали они с отцом ещё реже и никогда не расспрашивали о личной жизни, если я сама не хотела им что-то рассказать. Я же старалась с ними не спорить, уважала их мнение и, если считала нужным, прислушивалась к советам.

Дома я не была уже больше полутора лет, поэтому, когда увидела в окне поезда приближение светлых каменных стен Брестского железнодорожного вокзала, сердце подпрыгнуло от радостного возбуждения и нетерпеливого предвкушения долгожданных встреч. На платформе было людно, шумно и пахло гарью. Пробираясь сквозь толпу галдящих обнимающихся людей, я искала глазами папу, который должен был меня встретить, но его нигде не было. Неожиданно кто-то схватил меня за плечо.

— Аня! Ну куда ты ринулась, я же сказал, что буду на платформе встречать.

Я обернулась и увидела улыбающееся лицо отца. Он крепко обнял меня, и мы направились к выходу.

— А где мама?

— Ждёт в машине. Ты же её знаешь, она не любит вокзалы, — он пристально посмотрел мне в лицо. — Ну, рассказывай, пока мамы рядом нет, каким ветром тебя к нам занесло.

— Просто захотелось домой.

— Всё нормально у тебя, дочка?

Я всегда любила отца. Он был строгим, но справедливым и поддерживал меня намного чаще, чем мать. Когда-то мы хорошо ладили и весело проводили время вместе, но теперь былая связь истончилась, стала еле уловимой, и мне больше не хотелось раскрывать ему свои тайны.

— Да, пап, всё хорошо, — ответила я.

— Тогда идём, мама, наверное, уже заждалась. Соскучилась она по тебе крепко.

Дома было, как всегда, спокойно и тепло. За ужином мы шутили и смеялись, а потом, совсем как прежде, развалившись на диване, смотрели телевизор и громко дискутировали на политическую тему. Домашняя атмосфера расслабляла напряженные до предела нервы, заживляла кровоточащие душевные раны. В тот вечер я беззаботно уснула в своей постели. Мне казалось, будто я вновь стала ребёнком, и у меня нет никаких хлопот, кроме как резвиться на зелёной лужайке перед домом да играть с подружками.

Утром я встала рано. В доме был полумрак и оглушительная тишина. Родители ещё спали. Я быстро натянула шорты, лёгкую клетчатую рубашку, сделала себе пару бутербродов, сунула их в сумку и выскочила на улицу. На востоке только-только начинало розоветь небо, показался ослепительно-яркий край солнца, и по дорогам хлынули огненно-золотые лучи. Утренняя прохлада приятно освежала, бодрила. Воздух был насыщен пьянящим ароматом диких роз и мяты. Я прошла к остановке и села в автобус, идущий за город. Всю дорогу я не думала абсолютно ни о чём, смотрела в окно, ловила взглядом каждую мелочь, наслаждалась мерным покачиванием автобуса и его однообразным гулом, ощущала, как на кожу ложится ласковое тепло просыпающегося солнца, и тихо улыбалась.

Выйдя на конечной остановке, я не спеша двинулась к возвышающейся посреди зелёного луга заброшенной водонапорной башне. Высокая трава приятно щекотала ноги. Ветер качал тонкие малахитовые стебли, подхватывал сладкий аромат диких цветов и, словно игривый щенок, мчался к желтовато-синим волнам обмелевшей от засухи реки. Подойдя к входу в башню и осмотревшись, я почувствовала, как у меня засосало под ложечкой и неожиданно ёкнуло сердце. Время здесь будто остановилось, я словно попала в прошлое, когда была ещё школьницей и впервые приехала сюда с Марком.

Всё вокруг было неизменно: щербатая кладка красного кирпича, тёмный пустой проём-вход с ярко-оранжевыми зазубринами отколотых кирпичей, давно прохудившаяся черепичная крыша, узкие незастеклённые окна, из которых любопытно проглядывала густая чернота, и неизбежное, гнетущее ощущение запустения. Я шагнула внутрь, под ногами заскрипели мелкие камни и осколки кирпичей. За последние годы в башне побывало немало посетителей: на стенах красовались яркие граффити, а на песчаном полу валялось множество пластиковых бутылок, жестяных банок из-под колы и пива, окурков и прочего мусора. Я подняла голову вверх и крикнула. От стен отразилось и постепенно затихло эхо. Сделав несколько шагов по запыленным ступенькам винтовой лестницы, я остановилась, прижалась спиной к прохладной стене и закрыла глаза. Воспоминания хлынули бурным потоком. Казалось, Марк и теперь держит меня за руку, подбадривая весёлой улыбкой, а в глазах его плещется холодная талая вода. Усилием воли открыв глаза, я продолжила восхождение. Вверху возле окна, громко крича, сновали ласточки, где-то вдалеке успокоительно шумела роща. Я сделала последний шаг и оказалась возле проёма. Тёплый летний ветер потрепал мои рыжие волосы и рассыпал их по плечам. Впереди простирался необъятный простор, колыхалась шумливая роща, серебристой лентой вилась узкая река.

Я открыла сумку, достала свёрток из коричневой бумаги и принялась осторожно его разворачивать. В складках измятой бумаги показались сухие соцветия черёмухи. Я поднесла их к лицу и вдохнула горьковато-сладкий аромат. Вспыхнули воспоминания: ветер яростно рвёт усыпанные белыми цветами ветви старого дерева, оно страдальчески скрипит, сбрасывая на землю белоснежные лепестки, прикосновение тёплых рук и эти глаза, полные талой воды. Я взяла сухие цветы в руки, на ладонь посыпались мелкие, скрученные желтовато-матовые лепестки. Сжав ладонь, я начала медленно растирать цветки между пальцами. Соцветия мгновенно превратились в мелкую светло-жёлтую труху. Ветер подхватил невесомые пылинки, они закружились над моей головой и выпорхнули в окно. Пыль сухих соцветий долго висела в воздухе, медленно спускаясь на сочную траву умывающегося солнцем луга.

Я смотрела на парящие в воздухе лепестки, и с каждой секундой мне становилось всё легче и свободнее, словно вместе с ними моё сердце покидали призраки давно прошедшего.

«Вот и всё, — сказала я шёпотом, — прощай, моя любовь».

Стоя там, возле окна заброшенной башни, я впервые за много лет почувствовала, что моё сердце свободно от любви к Марку Громову, свободно от мучительных терзаний, от томительной печали, от раздирающих душу воспоминаний. Теперь воспоминания стали светлыми, согревающими, они больше не причиняли боли.