Дети разлуки - Васкин Берберян Страница 60

– Надеюсь, нам дадут что-нибудь вкусненькое, – ответил Керопе.

– Кто, монахи? Ржаной хлеб, козий сыр и пару маслин. А если будешь хорошо себя вести, то, может, еще вартануш, – хихикнул Азнавур.

– Что это такое?

– Это варенье из лепестков роз из их сада.

– Скорее бы сесть за стол, надеюсь, месса будет недолгой.

– Как минимум полдня, – вмешался Ампо.

– Да уж, пока не прочитают все девять Евангелий, – пошутил Азнавур.

И все засмеялись. Микаэль позавидовал их беспечности, желанию радоваться и шутить, легкости, с которой они воспринимали жизнь.

– На следующей! – громко объявил Волк.

Микаэль поднялся с легким сердцем. Скоро закончится учебный год и студенты разъедутся по домам на летние каникулы. И, может быть, вдалеке от колледжа он сможет по-другому оценить все, что с ним произошло.

«Время залечивает раны», – решил он, пока они приближались к армянскому острову Святого Лазаря.

Когда-то остров Святого Лазаря был лепрозорием ^[55], но в 1717 году Венецианская республика передала его Мануку ди Пьетро, армянскому монаху по прозвищу Мхитар, который и основал одноименный монашеский орден. Мхитар и его последователи бежали от преследования из Османской империи, и Светлейшая ^[56], ценя культуру и историю армянского народа, с которым она имела контакты еще со времен торговли в византийских землях, отдала заброшенный остров мхитаристам, чтобы они могли основать там новый монастырь ордена.

Монахи засучили рукава и с помощью состоятельных армянских благотворителей восстановили церковь и остатки старого монастыря. Сам остров был укреплен, и на нем был разбит роскошный сад с редкими растениями и цветами.

Старинную готическую церковь Святого Лазаря, посвященную покровителю прокаженных, перестроили и декорировали. Апсида ^[57] была скрыта под покровом, согласно требованиям армянской традиции. Алтарь, выдвинутый вперед, чтобы освободить место для хора, был выстроен заново с использованием ценных сортов мрамора, следуя указаниям самого Мхитара. Три высоких витража с изображением святого покровителя в центре, привезенные из Инсбрука, были установлены за алтарем и вызывали великолепную игру света в солнечный день.

В тот понедельник Пятидесятницы большое число верующих собралось в церкви на праздничную мессу. В церкви стоял сильный, почти приторный запах ладана. Возглавлял церемонию отец Самуэль, молодой, худощавый, с ежиком жестких волос на голове, с суровым видом византийского монарха. В широкой красной мантии из камчатной ткани, он торжественно декламировал: «О, Бог ветхого и нового союза, который явился в пламени огня на Святой горе и снизошел в Пятидесятницу, предай огню лишь гордыни наши».

Микаэль внимательно слушал, стараясь понять подлинный смысл этой молитвы, и, несмотря на то что литургия ему всегда нравилась, в этот день он странным образом чувствовал неловкость.

Священник сделал шаг вперед, на ногах у него были мягкие туфли, вышитые золотой ниткой и инкрустированные двумя красными самоцветами по центру.

– «Огонь пришел Я низвести на землю», – прогремел падре Самуэль. Его мантия колыхалась от каждого движения, и казалось, будто он сам охвачен пламенем. Микаэля гипнотизировал этот голос.

– «Огонь, – повторил священник, глядя ему прямо в глаза, – и как желал бы, чтобы он уже возгорелся».

От этой цитаты из Евангелия от Луки Микаэля бросило в жар. Слово «огонь» преследовало его. Он осмотрелся и встретился взглядом с отцом Элией, пресловутым преподавателем сексологии, а точнее, заклинателем злых духов, который смотрел на него суровым и враждебным взглядом.

С алтаря на верующих посыпались лепестки красных роз, как множество маленьких огненных язычков, символизируя Святой Дух, которым должны были исполниться их души.

– Приди, о Дух Святой, даруй нам Свет Божественный… – пел хор.

Микаэль почувствовал дурноту, у него потемнело в глазах, и он потерял сознание.

Позже, придя в себя и лежа на кровати в келье, куда его перенесли, он силился вспомнить, что произошло, и понять, почему во время службы, отделившись от своих товарищей, он вдруг оказался в центре нефа и в ужасе кричал падре Самуэлю: «Vivi missi sunt hi duo in stagnum ignis ardentis sulphurae» ^[58].

Встревоженный и потрясенный, он спрашивал себя, каким образом в его измученном подсознании вдруг возникла именно эта цитата на чистой латыни из Апокалипсиса Иоанна Богослова, где ад вызывал такое отвращение и ужас, что он упал замертво, будто пораженный молнией.

– Наш враг, дьявол, как ревущий лев, ищет тех, кого он может мучить, – заявил отец Элия, цитируя известное изречение апостола Петра ^[59].

– Допустим, что ты прав, – сказал Волк, силясь не противоречить ему. – Но как ты пришел к такому умозаключению? – В прошлом ему уже доводилось спорить со старым монахом, поэтому он знал: если тот упрямо верит, что вопрос входит в его компетенцию, его невозможно переубедить.

После того как Микаэль почувствовал себя плохо, оба монаха задумались над тем, как помочь мальчику, который, очевидно, страдал серьезным душевным расстройством.

Отец Элия выглянул в окно своей кельи. В саду внутреннего дворика монастыря собралось немало студентов.

– Видишь этих юношей? – спросил он у Волка. – Они вполне нормальные. Кричат, играют, смеются. Я достаточно хорошо знаю Микаэля, чтобы утверждать, что он всегда вел себя по-особенному, а с некоторых пор все хуже. Ты сам говорил мне, что его товарищи часто слышали, как он просыпается ночью, что у него постоянные боли в животе, тошнота и рвота, а во время твоих уроков он проявил некоторую неприязнь к вере и ко всему тому, что свято.

– Ну, на самом деле он всего лишь задавал себе вопросы. Это нормально в его возрасте.

– Неправда, и ты это знаешь, – возразил отец Элия, – мальчик проявляет типичные признаки того, кем овладел дьявол. Я наблюдал за ним сегодня во время мессы. Незадолго до того, как потерять сознание, он смотрел на меня в совершенной растерянности. Он искал помощи, я прочел это в его глазах.