Ангелы приходят всегда - инок Всеволод (Филипьев) Страница 60

– Меня покрутило. Вся эта богемная жизнь… Но потом я стал задумываться. Да и то, что случилось у нас с Аней, натолкнуло меня на новые раздумья о смысле жизни. Не знаю, стоит ли вас загружать философскими размышлениями?

– Почему же? Поделись, – ответила Синильга.

– Хорошо, – Музыкант сделал паузу, сосредотачиваясь. – Когда я впервые прочитал у Ницше, что «Бог умер», то подумал: так, значит, Он все-таки был жив! Позже я узнал, что Ницше обманывался. Бог не просто жив, но Он потому и Бог, что бессмертен. Он – Сущий, то есть вечно пребывающий, – так учило Писание, и я поверил, ибо и сам давно подозревал, что непременно должно быть Что-то, стоящее над всем остальным бытием, являющееся причиной или, лучше сказать, надпричиной бытия. Итак, Причиной бытия оказался Сущий от начала или до начала – Бог Единый и Единственный. И Бог Этот был не Что-то, а Кто-то. Бог Этот оказался Богом живым. Особенно в книгах Ветхого Завета часто встречаются слова пророков и праотцев: «Жив Господь!» О, как радовалась и ликовала моя душа, выходя к Живому Богу из лабиринтов мертвого бога – сатаны – падшего ангела. Еще пришлось поискать ответа на вопрос, каков Бог: добрый Он или нет, или вовсе стоящий по ту сторону добра и зла? Этот вопрос волновал меня потому, что одно время я осознавал себя воином добра, но с годами мне показалось скучным служить какому-то отвлеченному розовенькому добру, и я грезил стать рыцарем высшей воли и высшего разума, человеком, стоящим выше добра и зла. И вот мне было важно понять – каков Бог Писания? Ответ был простой, и услышал я его в песне группы «Аквариум», там как-то по-новому прозвучали для меня слова Писания: «Бог есть Свет, и в Нем нет никакой тьмы». Значит, Бог есть то подлинное Добро, та наивысшая Истина, Которой я мечтал служить в ранней юности и Которой сознательно или бессознательно стремился служить мой отец. Жизнь вновь обретала смысл. Слова о том, что в Боге нет никакой тьмы, звучали, как светлая весть о грядущей победе Добра, как приговор всему темному, злому, лживому и тленному. Я окончательно понял, что ожил.

Главное было ясно, но оставался еще целый ряд нерешенных вопросов, носивших более отвлеченный характер, однако, в силу моего душевного устроения, важных для меня. Например, было непонятно следующее: если Бог самодостаточен, если Он вечен и бессмертен, то почему Он создал мир, зачем Ему понадобилось стать Творцом бытия? И однажды я услышал ответ в сердце: «Бог сотворил все по любви». Для меня этот ответ стал новым откровением. Впоследствии у святых отцов я встречал, почти дословно, такой же ответ, но первоначально это было подлинное откровение Бога моему сердцу. Если бы меня спросили, как понять то, что Бог стал Творцом из любви, я ответил бы: посмотрите на простого творца, скажем, на живописца или скульптора. С какой любовью он обдумывает и вынашивает в душе план своего будущего творения, с какой внимательностью берется за работу, какой радостью и любовью переполняется его сердце, когда работа подходит к концу. Поистине про такого творца можно сказать, что он творит из переполняющей его сердце любви, что он творит любовью. Подобно этому и Высший Художник, Бог-Творец неба и земли, всего видимого и невидимого, Творец людей, исполнен любви к Своему творению, ибо и Сам Он – Любовь. Невольно задумаешься, какую боль творение причинило Творцу, когда восстало против Него. Представить только! Любимое произведение скульптора, над которым он провел много бессонных ночей, создавая которое, он проливал слезы радости, вдруг восстало против него. Да что там восстало? Попыталось убить его. Или можно вспомнить детей, поднявших руку на родителей, или подчиненных, убивающих любящего их царя, который дни и ночи проводил в заботах о них. Даже по человеческим законам всякое отцеубийство и цареубийство противно. Насколько же мерзка попытка богоубийства!? Но насколько же тогда велика и любовь Творца к нам, бунтующим против Него созданиям! Ведь Он послал Сына, чтобы не судить, но спасти мир, спасти нас. К нам пришла Сама Жизнь, чтобы спасти нас от нашей само-смерти. Тут слово человеческое молчит. И только сердце радостно видит живое Спасение, пришедшее к нам во плоти. Пришедшее за нами.

Вот о чем я часто размышлял, уединившись в своей комнате. Горела лампада, иконы во тьме казались живыми. Господь давал мне сладкие слезы, вызванные созерцанием Его благости, премудрости и любви. В такие минуты оживали для меня слова Писания: «Смотри, какую любовь дал нам Отец». Получается – Бог создал мир из любви и дал нам любовь. Но мы не умеем с ней обращаться. Земное бытие устроено для того, чтобы мы учились обращаться с любовью.

Иногда мне кажется, что жизнь – это большой мыльный пузырь, а есть лишь любовь. У меня порой возникает чувство нереальности жизни. И тогда я живу ожиданием будущего, потому что наше жительство – на небесах. Так называемое настоящее зачастую обманчиво, как, например, любой «кайф», сколько его ни лови, никогда не поймаешь, он ускользает сквозь пальцы и всегда его мало. А вот когда молюсь, чувствую, что живу. Молитва – разговор с Богом, а в Боге – источник жизни. Только иногда трудно молиться заученными словами…

– В каком смысле? – спросил Лазарь.

– Я ни в коем случае не против церковных молитв. В храме используется церковно-славянский язык, он красивый, как музыка, его приятно слушать и невозможно на нем говорить. Он стал как бы специальным языком для отношений с Богом. Но молитва может быть разной. К примеру, творчество тоже может быть молитвой, а может и современный язык стать молитвой, когда прижмет, но это все – едино, потому что Господь слушает не слова, они Ему не нужны, а сердце. Есть молитвы, которые не услышишь в храмах, но зато они часто доносятся из горящих танков и тонущих подводных лодок, звучат в «черных ящиках» разбившихся самолетов, вечным эхом звенят в ушах палачей, приводящих смертный приговор в исполнение. Эти молитвы – внешне неправильные, неумелые, иногда с матом, а иногда со стихами любимых поэтов, но всегда жгучие, искренние… И кто знает, может быть, такие молитвы «там» лучше всего слышны? У меня вот часто вырывается такой сердечный крик: «Господи, мы в дерьме, но мы – Твои дети. Не оставь!»

…За разговорами не заметили, как стрелки часов перевалили за полночь. Красиво оплывшая свеча походила на сказочный парусник, готовый тронуться в путь. Пришло время расходиться.