Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл Страница 60

Патронессе и ученику быстро наскучили беседы. Она отказывалась слушать его размышления о механике, а он уставал от ее трюизмов на тему музыки и гипноза. Зато пара с удовольствием изучала богатую и разностороннюю энциклопедию секса. За запертой дверью особняка мадам Хугон эти двое воспроизводили упражнения, заученные ими ранее, за одним исключением: мадам Хугон никогда не снимала полностью одежды. В остальном она была необузданна, любознательна и требовательна, выкрикивая уменьшительно-ласкательные прозвища своего любовника в моменты экстаза. Она компенсировала свою городскую праздность, демонстрируя привязанность к фантазиям скотного двора. Не однажды мадам Хугон просила повторить половые акты злополучных братьев Голэ (Клод иногда рассказывал ей о странных особенностях сексуальной жизни в Турне). После этого патронесса вела его на прогулки по сводчатым галереям Пале-Руаяля, где покупала ему подарки. Клод старался ответить тем же, преподнося букеты из фиалок, хотя Александра оставалась к этому равнодушной. Только после жаркого спора она приняла крошечный медный колокольчик – подарок на память, который будет напоминать ей, как сказал Клод, об их первой встрече в магазине. Мадам Хугон рассмеялась и стыдливо надела его на шею. Позже она всегда звенела им, когда пребывала в особенно пылком настроении.

В оставшееся от звона колокольчика время они отправлялись на прогулку. Мадам Хугон и Клод проходили мимо шахматистов в кафе де Валуа и мимо ораторствующих немцев в кафе де Шартр. [78]Потом они устраивались (чаще да, чем нет) в огромных мягких креслах кафе де Фой. Мадам Хугон больше всего любила это заведение, с его позолотой и тафтой, с мраморными столами, заваленными крошечными хлебцами и пирожными, с фарфоровыми молочниками и кофейниками, с разнообразием засахаренных фруктов и конфет. Наличие повсюду зеркал позволяло ей вести постоянные расследования. Усевшись перед богато украшенным стеклом, она могла наблюдать за Клодом и его реакцией на других посетителей, за реакцией других посетителей на Клода и, что самое важное, за собственной реакцией на их реакции. Хотя юноша и не считал сие заведение скучным, он чувствовал себя гораздо увереннее в темном подвале близлежащего кафе де Каво или, что еще лучше, в необыкновенном «Механическом кафе».

Александра не понимала увлечения Клода, но молча соглашалась на все, лишь бы сделать его счастливым. Он сделал набросок незатейливо украшенного «Механического кафе». Когда кто-нибудь садился за стойку и заказывал, к примеру, лимонад, посреди стола открывалась потайная дверка и на ее месте появлялся стакан с заказанным напитком. Вглядевшись в этот процесс, Клод заметил, что опорная ножка стола была пустой и вела к шумной кухне, где трудились машины и покрытые потом рабочие, достойные гравюры «В плену своих изобретений».

Клод предложил госпоже набросок, но та, как и следовало ожидать, не приняла его. Он пытался представить мадам Хугон друзьям из ремесленных кварталов, однако она только посмеялась над таким предложением. Александра даже не захотела посетить его чудо-чердак. «Я предпочитаю мероприятия», – сказала она.

И поэтому они посещали мероприятия: концерты, выставки, театральные представления. Они посмотрели «Женитьбу Фигаро» – спектакль, не оперу, которой еще только предстояло приехать в Париж, – хотя Клода куда больше интересовали успехи Бомарше как часовщика, работающего под своим настоящим именем – Карон. Через несколько недель после этого, в спальне, Александра впервые назвала своего маленького крестьянского мальчика Ангелочком. Парочке удавалось подавлять недовольство друг другом в течение нескольких месяцев, до тех пор, пока они не посетили сольный концерт певца по имени Ля Флоренц.

Голос певца высоко оценили подкупленные критики, так что зал был уже практически полон, когда парочка, источающая аромат жонкили и пота (результат поспешного представления, данного в особняке мадам Хугон), прибыла на место. Концерт начался вовремя и без всяких эксцессов, поэтому публика, положительно реагируя на мягкое, успокаивающее пение, пришла в глубокий, невежественный восторг.

Клод быстро соскучился и начал искать развлечения. Он потрогал сетку, окружавшую ложу, в которой они с госпожой сидели. Он посмотрел на свечи и пронаблюдал, как воск капает на голову дремлющего зрителя. Пафф! Он мысленно проследил за траекторией, по которой полетит его тело, если он прыгнет с третьего яруса прямо на провод центрального канделябра. Он сочинял истории о самых выдающихся нотаблях, пришедших на концерт. И ни одна из принятых мер не прогнала скуку. Вместо того чтобы наслаждаться сопрано, Клод прислушался к аккомпанементу. Музыкальные инструменты напомнили ему о всевозможных дистиллирующих трубках в лаборатории аббата. Он сделал вывод, что гораздо веселее быть задавленным на улице, нежели слушать какую-то harmonie, [79]заставляющую инструменты компенсировать отсутствие голоса у певца. И все же в концертном зале голос звучал. Ля Флоренц пищал до тех пор, пока не произошла ошибка, но ошиблось не его сопрано, а музыкант. Случившееся взволновало публику. Нота – вернее, ее жалкое подобие – вылетела из какого-то духового инструмента, произведя неприличный звук, который по своей неприличности сравнился бы с пуком на похоронах. Неуклюжий звук, звук, который трудно забыть, звук, очень похожий на естественную человеческую реакцию.

Слушатели покачали головами и отшатнулись в своих креслах, будто повстречались с бешеной собакой или сборщиком налогов. Клод сделал все наоборот. Он потянулся к оркестровой яме. Чтобы продвинуться как можно дальше, он схватился за морду горгульи, вырезанной из колонны. Для него было важно проследить источник нового и крайне интересного звука. Во время антракта юноша наблюдал, как музыканты ухаживают за своими инструментами. Из валторны выдували слюну, гобой чистили павлиньим пером, платочком и шомполом, делая паузы для того, чтобы смочить язычок. [80]Последнее действие, смачивание язычка, производило звук, которого Клод раньше никогда не слышал. Два новых звука за один вечер!!! Для Клода сольный концерт Ля Флоренца обернулся настоящим триумфом.

Антракт закончился, и музыканты, не обремененные пением Ля Флоренца, заиграли серенаду. Это был Моцарт. Они осторожно исполняли произведение, стараясь не допустить появления еще одной фальшивой ноты. Когда музыканты достигли финального рондо, играя его оживленно и весело, Клод достал из кармана клочок бумаги, на которой хотел записать свои наблюдения. Александра остановила его, вырвав из рук карандаш. Он сбился и не смог отметить звуки.

После концерта парочка впервые поссорилась. Клод старался объяснить, насколько важно для него записывать наблюдения, однако Александра не желала слушать.

– Я не ожидала такого от моего Херувимчика.