Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - Джули Пауэлл Страница 60

Оказалось, не так уж много чего. Я давила на кнопку и взывала к небесам, чтобы соус загустел, а блендер застопорился, но нет, соус все болтался и болтался в чаше, как и полагается испорченному майонезу, а как только я перестала, давить на кнопку, расслоился на составляющие.

Вот тогда я начала швырять все, что под руку попадало.

Я не имела право так поступать. Эрик весь день пытался выяснить судьбу своей тетушки, которая работает медсестрой где-то в Саудовской Аравии и обучает сестринскому делу местных женщин. А я прекрасно знала, что американцы разбомбили гражданское поселение в Эр-Рияде. Весь вечер Эрик просидел перед телевизором как приклеенный, но, к его досаде, в новостях не было ровным счетом ничего о бомбежках. Он звонил маме, брату, двоюродным братьям и сестрам, но никто не брал трубку, и он не находил себе места. И зная все это, я все равно выла, ругалась и швырялась половниками, как будто соус тартар был единственным в жизни, что имело значение, как будто он был для меня важнее семьи, смерти, войны.

Эрик долго терпел. Но потом терпение вдруг лопнуло. Он влетел на кухню и, схватив меня за плечи, закричал так громко, как не кричал никогда:

— ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ МАЙОНЕЗ!!!!!!!!!

Но я была бы не я, если б признала его правоту. Испорченный соус я выбросила и в глубоко напряженной обстановке приготовила буше пармантье о фромаж. Отварила три маленькие картофелины и протерла их через сито. Сито, естественно, развалилось. Я выложила протертый картофель в подогретую сковороду, чтобы выпарить жидкость. Добавила стакан муки, кусок размягченного масла, яйцо, стакан тертого сыра, белый перец, кайенский перец, мускатный орех и соль. Затем переложила эту смесь в кондитерский мешок и выдавила «пальчики» на противень. Когда мешок порвался, я даже не закричала, я просто ложечкой выложила оставшееся картофельное тесто, придав ему форму «пальчиков». После чего поставила противень с буше в духовку. Я тихо плакала, настолько тихо, что Эрик даже не слышал. Затем я приготовила сэндвичи из ржаного хлеба с ростбифом, салатом, помидорами и очень вкусной горчицей с острым перцем, чили и халапеньо, присланной заботливым читателем где-то с месяц назад. Когда картофельные палочки испеклись, я выложила их на тарелку рядом с сэндвичами на манер картофеля фри. Эрик молча взял тарелку.

Он ел сэндвич, когда позвонила его мама, — у нее особый дар звонить в самый подходящий момент. Выяснилось, что с тетей Эрика все в порядке и что живет она совсем не в Эр-Рияде. Я чувствовала себя гадкой и недостойной жить на свете. Но зато картофельные палочки получились что надо. Интересно, а вкусно приготовленные картофельные палочки улучшают карму?

— Джули Пауэлл?

— Да, — бодро ответила я, подумав, что звонит очередная сумасшедшая, ведь я была на работе.

— Аманда Хессер, «Таймс».

Каждый второй четверг месяца — день собрания совета директоров; я торчала на работе с полвосьмого утра. Выдался такой день, когда мне казалось, что от меня воняет, но откуда, не поймешь: вроде и одежда чистая, и подмышки не пахнут, и волосы в порядке, но почему-то воняет так, будто мой лифчик вымазан соусом из «Бургер Кинга». Короче, когда зазвонил телефон, я была в плохом настроении. Однако надо отдать должное: когда вам звонит Аманда Хессер и сообщает, что собирается сделать о вас репортаж для Самой Главной Газеты в Мире, это несколько улучшает расположение духа. Правда, когда начинаешь думать о том, какое вино подать к ужину, от депрессии сразу переходишь к истерии, но немного истерии никогда не помешает. (Я — живое тому доказательство.)

К тому времени я уже имела некоторый опыт обращения с потрохами. Несколько раз я готовила зобную и поджелудочную железы и обнаружила, что они мне даже нравятся, только вот если бы они не пахли порой формальдегидом…

Мне доводилось готовить даже мозги. Вообще-то, это забавная история. В тот день, когда я готовила мозги, у меня было назначено интервью с одной радиостанцией. Репортер пришел в нашу квартиру и, пока я готовила ужин, говорил со мной. Все шло хорошо, интервью прошло нормально, но перед уходом корреспондент попросился в туалет. После того как он зашел в нашу полуванную и закрыл за собой дверь, я вспомнила, что в раковине у меня замочены говяжьи мозги. Бедняга. Ну ему еще повезло, что я не заставила его их съесть.

Когда имеешь дело с мозгами, дело даже не во вкусе, хотя вкус у них тот еще. И не в отвращении, ведь когда промываешь мозги, вся раковина и одежда оказываются забрызганными какими-то ошметками, как в фильме Тарантино, и какой-то странной тягучей белой субстанцией, которая не дает мозгам развалиться на две половинки, — возможно, это жир, но на вид и на ощупь напоминает губку. Нет, хуже всего неизбежный философский аспект. Непостижимая тайна жизни, сознания и души. Ведь хочется думать, что мозг — это прочное хитросплетение с глубокими бороздами, канал для передачи запутанного многообразия мыслей и бездонное вместилище памяти, но нет. Это дряблый, бледный, маленький орган, который разваливается прямо в руках под сильной струей воды. Ну как такое возможно? И кто мы после этого?

В тот вечер мы пригласили Салли, чтобы вместе насладиться мозгами, приготовленными двумя способами: сервель ан матлот и сервель о бер нуар [55]. Салли была единственной из моих знакомых, кому и раньше доводилось есть мозги (это было карри с козьими мозгами в Калькутте). Она собиралась привести с собой друга, нового Дэвида, изощренного виномана (старый Дэвид, тот, который с мотоциклом и который не мог от нее оторваться, давным-давно канул в Лету). Я расценила этот жест как смелую попытку проявить полное доверие в этих недавно возникших отношениях, а может, как попытку дать ему пинка под зад.

Сервель ан матлот — это мозги, которые тушатся на медленном огне в красном вине, предварительно уваренном, с добавлением бер мани, то есть пасты из муки и сливочного масла, чтобы получился соус. Для сервель о бер нуар необходимо нарезать мозги и замариновать их в смеси лимонного сока, оливкового масла и петрушки; затем обжарить до корочки на сливочном и растительном масле и перемешать с бер нуар — это полторы пачки сливочного масла, растопленного и нагретого до золотистого цвета, с добавлением петрушки и уваренного уксуса. Правда, с петрушкой не вышло, потому что вместо нее Эрик купил кинзу. Мозги в красном винном соусе с луком и грибами были еще ничего, потому что чувствовался в основном лук, грибы и красное вино, а вкус самих мозгов как-то не особо ощущался. Но вот мозги, обжаренные на сковородке… прямо не знаю. Такие жирные (хотя жирное я люблю) и такие вязкие, что при одной мысли о них аж передергивает. Достаточно сказать, что десерт из блинчиков с начинкой из миндально-сливочного крема, посыпанных стружкой из абсурдно дорогого швейцарского шоколада, показался по сравнению с мозгами райской пищей.

Итак, опыт обращения с субпродуктами я имела. И хотя некоторым покажется, что этого достаточно, все же не стоит приглашать на ужин знаменитого ресторанного критика из «Нью-Йорк таймс» и пытаться приготовить почки впервые в жизни. Но я особо не волновалась. Порой полезно набраться смелости и покрасить волосы в ярко-синий цвет или явиться на работу в государственную компанию в джинсах и раздолбанных мотоциклетных сапогах — одним словом, пойти на риск. Раз уж мозги я уже готовила, то и с почками справлюсь, и все будет в полном порядке.