Броненосец - Уильям Бойд Страница 60

От «Федора-Палас» остался всего один этаж — над забором виднелись остатки бетонных стен. А на самом заборе красовалось новое название и логотип: «Недвижимость Бумслэнг лимитед» — шрифт «сансериф» внутри стилизованного изображения ядовито-зеленой змеи. Что еще за Бумслэнг — кто, черт возьми, это такие?

— Понятия не имею, — признался прораб. Сказал только, что несколько дней назад все было продано новой компании, что потом появился какой-то молодой парень с этой пластиковой надписью и наклеил ее.

Лоример позвонил в офис «Недвижимости Бумслэнг», находившийся в Баттерси, и договорился о встрече на сегодня, на шесть часов вечера. Девушке, которая подошла к телефону, он сообщил, что речь идет о вопросе страховки, и вскользь упомянул, что возможны некоторые скидки. Обычно мысль о получении денег заставляет людей быстро назначать встречи.

«Недвижимость Бумслэнг» находилась над магазином, торговавшим дорогой посудой и кухонным оборудованием, в нарядном здании неподалеку от моста Альберт-Бридж. Девушка в джинсах и просторном свитере с набивным рисунком в виде смешных фигурок отложила журнал и сигарету и непонимающе воззрилась на Лоримера.

— Мы разговаривали с вами несколько часов назад, — напомнил Лоример и снова терпеливо объяснил цель своего прихода. — Я по поводу строительной площадки «Федора-Палас». — Он по-прежнему не видел понимания на лице девушки.

— Ах, ну да, — вдруг вспомнила она и закричала: — Мариус! Мистер Федора, страхование! — Никакого ответа. — Наверно, по телефону разговаривает.

Молодой великан лет двадцати с небольшим, почти двухметрового роста, светловолосый, с горнолыжным загаром, нагнувшись, вышел из уборной в коридор, и вдогонку ему донесся звук спускаемой воды. Рукава у него были закатаны, брюки держались на подтяжках. Прежде чем протянуть руку для приветствия, он вытер ладони о заднюю часть брюк.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я — Мариус ван Меер. — Кажется, у него южноафриканский акцент, подумал Лоример, следуя за ван Меером (спина его была размером с кофейный столик) в его кабинет. Там Лоример начал плести туманные небылицы о возможных ошибках в установленном размере иска и о возможности выплаты дополнительного транша, если… и так далее, и тому подобное. Мариус ван Меер дружелюбно улыбался ему — вскоре сделалось ясно, что он совершенно не понимает, о чем толкует Лоример. Тем лучше: Лоример оставил свою придуманную для прикрытия историю в покое.

— Вы хотя бы знаете, что в этой гостинице был пожар?

— А, да, что-то слышал. Я тут несколько недель в Колорадо ошивался — катался на лыжах.

— Но это вы купили у «Гейл-Арлекина» место для строительства?

— Честно говоря, это отцовский бизнес. А я только учусь понемногу, осваиваюсь.

— А ваш отец?..

— Дирк ван Меер. Он в Йоханнесбурге.

Это имя показалось Лоримеру знакомым — должно быть, один из набобов Южного полушария. Алмазы, уголь, курорты, телевизионные станции — что-то в этом духе.

— А с ним можно было бы поговорить?

— Сейчас к нему трудновато пробиться. Вообще это он мне обычно звонит, а не я ему.

Лоример оглядел небольшой кабинет: все здесь было новое — ковер, стулья, шторы, письменный стол, даже огромная сумка с клюшками для гольфа, стоявшая в углу. Он услышал, как девушка болтает по телефону с подругой, договариваясь о вечеринке. Он попусту тратит здесь время.

Лоример поднялся, чтобы уходить.

— А кстати, что значит «Бумслэнг»?

— Это была моя идея, — с гордостью заявил Мариус. — Бумслэнг — это африканская древесная змея, красивая, но безобидная. Если только ты не яйцо.

— Яйцо?

— Ну да. Она их ест. Разоряет птичьи гнезда. Красивая такая, ярко-зеленая змея.

* * *

Лоример проехал всю Люпус-Крезнт в тщетных поисках места для парковки и еще пять минут осматривал соседние улицы, пока не нашел на обочине небольшую свободную площадку. Потом потащился домой, раздумывая о загадочных манипуляциях с недвижимостью «Гейл-Арлекина» / «Бумслэнга» и задаваясь гнетущим вопросом: чего ждет от него Хогг? Ему что теперь — садиться в самолет и лететь в Йоханнесбург? Он вгляделся в окна полуподвального этажа леди Хейг. Свет горит, значит, она…

Дубинка соскользнула с его головы (именно этот небольшой поворот головы вправо и спас его, понял он позже), и вся мощь обрушившегося удара пришлась на левое плечо. Он вскрикнул от боли и шока: левая рука мгновенно ослабла, как будто в нее вонзились десятки тысяч раскаленных иголок. Повинуясь инстинкту самозащиты — качнувшись в сторону от силы удара, — он взмахнул портфелем, описав им в воздухе дугу. Лоример услышал хрустящий звук: это угол портфеля угодил в лицо нападавшего; впрочем, звук этот был не столько зверским, сколько умиротворяюще-домашним — так струя молока льется на хрустящие кукурузные хлопья. Теперь, в свой черед, вскрикнул нападавший, а потом, качнувшись, упал на землю. В глаза Лоримеру бил яркий свет (противоракетные огни над Багдадом), и он наугад отвесил пару пинков в сторону извивавшегося в корчах тела, причем второй пинок пришелся в лодыжку. Потом неизвестный, одетый во что-то темное, с капюшоном на голове, проворно вскочил на ноги и поковылял прочь с поразительной скоростью. В руке у него была не то дубинка, не то бита. Тут Лоример споткнулся: его голову пронзила острая, не знакомая прежде боль травмированных нервных окончаний. Он легонько коснулся волос над левым ухом: там все было мокро и болью отзывалось на прикосновения. Пальцы нащупали шишку. Все в крови.

Никто не вышел на улицу, по-видимому, никто ничего не слышал: «бой» длился, наверно, не дольше трех секунд. Дома он посмотрелся в зеркало в ванной и обнаружил сочащийся кровью дюймовый порез над ухом и шишку величиной с половинку пинг-понгового мячика. Мышца на спине чуть пониже плеча сделалась багрово-красной, ушиб был очень болезненным, но, по-видимому, все кости остались целы. Лоример с тревогой подумал, сможет ли он завтра утром вообще пошевелить левой рукой. Он с трудом вышел из ванной и налил в медицинских целях в стакан виски. Он был несказанно рад, что Торквила нет дома. Снял телефонную трубку, зажал ее под подбородком и набрал номер.

— Да?

— Фил?

— А кто это?

— Это Ло… Это Майло.

— А, привет, Майло, самый главный мужик. Лобби тут нет. Как поживаешь?

— Так себе. Кто-то только что пытался размозжить мне голову бейсбольной битой.

— Это тот подонок, который тебя и раньше доставал?

— Ринтаул.

— А хочешь — вместо тачки я его самого отделаю? Пальцы ему переломаю или еще что-нибудь? Знаешь, как это хреново, когда восемь пальцев сломаны? Даже помочиться и то не сумеешь.

— Не надо, только изуродуй ему тачку. Он поймет.

— Считай, что это уже сделано, Майло. Мне и самому приятно будет.

Лоример выпил виски, принял четыре таблетки аспирина, кое-как скинул с себя куртку и сбросил ботинки, а потом скользнул в постель, под пуховое одеяло. Он чувствовал, как наливаются тяжестью плечо и рука, как будто действовала местная заморозка. Чувствовал он и колоссальную усталость, которая наваливалась на него теперь, когда адреналин уходил из крови, или рассасывался, или что там еще происходит с адреналином, когда он уже не нужен организму. Лоример чувствовал начинающуюся дрожь, и впервые после испытанного шока на глаза навернулись слезы. Что за подлец… Каким же последним трусом надо быть… Не поверни он вовремя голову, не уклонись от удара — что бы сейчас с ним было? Единственным утешением служила мысль о том, что вот сейчас, впервые за многие годы, ему удастся проспать целую ночь напролет.