Гинекологическая проза - Анна Бялко Страница 60

Беда разрасталась. Теперь на ее фоне возможные медицинские знакомства казались мизерны и убоги, а собственные силы – ничтожны. Может, позвонить все-таки маме, мама всегда во всем ее выручала, уж она-то как-нибудь разберется с этой проблемой… Но тут же вспомнилось, как мама не нашла в себе сил навестить ее, Машу, в роддоме после визита в реанимацию. Нет, маме нельзя. Господи, ведь ей к шестидесяти, и давление скачет, и здоровье уже не то, нельзя вешать на нее еще и такое. Да и что она может, чего не могла бы Маша сама? Знакомые-то все одни и те же.

Сашка? На Сашку в области быта и никогда-то не было особых надежд, а тут он совсем растерялся, вон и с лекарством тогда… Нет. Значит, надо самой. А сама она – она же трубку телефонную не может в руки взять, чтобы не разреветься, ей бы цедить свое молоко, да сидеть неотрывно над детской кроваткой, в этом режиме она еще существует, а с кем-то разговаривать, да еще про беду свою объяснять…

Вечной счастливице, Маше невозможно было представить, как она будет просить кого-то чужого помочь ей с ее бедой. Почему кто-то должен ей помогать? У всех своего хватает, а она, Маша, гордая и прекрасная, идет по жизни, как по ковровой дорожке, и до проблем не снисходит. Конечно, это не так, но кто же об этом знает? Счастливая, удачливая, богатая иностранка… И вдруг такое.

И Маша, отчетливо сознавая, что да, свои проблемы надо решать самой, так же отчетливо вдруг поняла, что если она не переступит сейчас через свои слабость и немощь, гордыню и истерику, комплексы, предубеждения и Бог весть что там еще, ее ребенок, долгожданная девочка, просто спокойно погибнет во время плановой перевозки, а она, Маша, гордая и прекрасная, сможет сидеть над детской могилкой до конца дней.

– Значит, так, – сказала Маша себе. – Значит, так.

Вернувшись домой, кинулась за записной книжкой. Один телефон, другой – набралось номеров шесть полезных. Сашка, вникнув в проблему, ничего конструктивного, как и ожидалось, не внес, зато сообщил, что списался по электронной почте с приятелем в Америке, у которого есть знакомый хороший врач, который считает, что ребенку в таком состоянии самое главное – покой.

Маша промолчала. За короткий срок в ней произошла-таки разительная перемена. Она, как говорят спортсмены, «уперлась». Все стало понятно и определенно. Если кто-то способен что-либо сделать для девочки, то это – она, и только она. Отчаяние в ее душе, сплетясь с яростью, образовало сгусток разрушительной энергии, которую жаль было тратить на внешние раздражители. Маша почти физически ощущала в себе этот ком. Он выжигал внутренности, но странным образом блокировал нервы. Она больше не плакала. Очень спокойная, она звонила, как автомат, по всем найденным номерам, четко и грамотно формулировала проблему, составляла дальнейшие планы и записывала результат.

«Здравствуйте, это Маша, у меня такая проблема: мой новорожденный ребенок пяти суток от роду находится в реанимации на аппарате искусственного дыхания с диагнозом (следовал диагноз), наша больница закрывается на профилактику, его должны куда-то перевести, я ищу место в хорошей детской больнице с отделением реанимации новорожденных».

Как правило, ей давали телефон еще кого-то, кто может что-нибудь знать, цепочки вились, но результата пока не было.

Саша позвал ужинать. Отзвонив последний номер, Маша рассталась с телефоном, прошла на кухню. Едва опустилась на стол, телефон зазвонил. Саша, памятуя о вчерашнем, рванул было отвечать, но Маша успела раньше, сняла трубку сама.

Это была Татьяна Ивановна, Машин врач – звонила узнать, как дела. Маша ей рассказала.

– Ни в коем случае ты не должна никуда ее забирать.

– Но что можно сделать? Центр закрывается…

– Центр закрывается, а часть детей они все равно оставят. Ты должна поговорить с этой завотделением. Будет стоить денег, но это лучший вариант.

– Да господи! Какой разговор, но она ведь, как стена.

– Ты не волнуйся, молоко пропадет. Молока хватает?

– Не то слово – литрами вожу.

– Ну и все. Вози. А с заведующей я завтра поговорю, и ты потом подойдешь, скажешь – так, мол, и так, оставьте ребеночка, я готова частным образом… Ну знаешь же.

Маша молчала. Решение казалось гениально простым. И что было самой догадаться… Перед глазами встало суровое лицо заведующей. Да нет, непохоже было, что денег хочет – ни слова, ни намека.

– Татьяна Ивановна, а если она не согласится? Непохоже было…

– Тогда будем думать. Но она согласится. Я же сказала, я с ней утром поговорю. Иди ложись спать.

Утром Маша ехала в больницу, как осужденный идет слушать приговор. Банки в сумке звякали, сердце падало. Но все обошлось очень спокойно. Заведующая нашла ее после первого же кормления, позвала в кабинет. Очень буднично изложила программу действий:

– Мы официально закрываемся послезавтра, до этого дня ребенок лежит на общих основаниях, а со следующего числа вся бригада врачей, получается, будет работать на вас.

Маша только кивала.

– Это будет стоить, – она назвала сумму в рублях, Маша судорожно пересчитала, получилось около ста долларов, – в день. А там уж, сколько пролежите. Девочка ваша идет ровненько, через пару дней, думаю, искусственное дыхание не понадобится. Мы ее положим в отдельную палату, будете приходить, заниматься с ней. И вы абсолютно правы, такого ребенка очень опасно куда-то перевозить.

Заведующая глядела на Машу почти ласково. Маша снова закивала головой, чтобы она только не передумала, но та и не собиралась.

– Ну вот, мы с вами договорились, приходите на следующее кормление. Если хотите, я скажу девочкам, чтобы вас пускали отдохнуть на диванчик в ординаторской.

На диванчик Маша хотела. Идея снова болтаться по окрестностям не привлекала, а еду она сегодня взяла с собой. Быт стремительно обустраивался. Непонятным оставалось только одно – зачем было вчера доводить ее до нервного срыва. Ради ста долларов в день? Она бы и вчера согласилась, она и на большее согласилась бы, можно же было по-человечески сказать… Интересно, сколько тут будет таких, как она?

Таких оказалось еще двое. Диванчик в ординаторской трансформировался в небольшую палату. Кроме диванчика там стояло три пластиковых корытца на ножках («детские кроватки», – не сразу догадалась Маша), пеленальный столик, два шкафчика с лекарствами и какими-то медицинскими штучками, пара кресел и письменный стол. У стола, положив на него голову, спала женщина. Машин приход разбудил ее.

У Лены – так звали женщину – ребенок родился семимесячным, но чувствовал себя хорошо, набирал в весе, выписка у них была не за горами. Лена жила в этой комнатке уже дня три, мальчик ее лежал тут же, просто сейчас был на процедурах. Кроме них была еще женщина, с девочкой, но она приходила редко, раз в день – проведать.

– В общем, тут хорошо, – рассказывала Лена. – За деньги они стараются. Сестрички хорошие, и врачи. Нормально.