Маджонг - Алексей Никитин Страница 60

Если в стене осталось 14 камней без учета свободных и никто не завершил маджонг, то игра прекращается и объявляется несыгранной.

Очки при этом не подсчитываются.

Правила игры. Раздел «Расчеты».

Регаме проснулся от звука собственного голоса. Что-то снилось ему, что-то яркое и важное. Что-то очень необычное. И конечно же, он все забыл.

Как-то странно устроены наши сны. Вот только что мы это видели — все было так естественно, живо, неотличимо от реальности: жесты, интонации, какие-то намеки, слова, то легкие, то неприятные. И даже мысль успела проскользнуть: уж на этот раз точно не сон… Игра какая-то была. Было мгновенное счастье, был ужас. Ведь было же! И где все это? Куда девается вместе с легким или горьким вздохом: приснилось?.. Что это такое? Рутинная работа астроцитов? Пара капель аденозина на рецепторах нейронов? Хорошо, допустим. Допустим, это лишь биохимия, процессы, укладывающиеся в строчки формул. Но почему наши сны, забытые в первые минуты после пробуждения, забытые, казалось, надежно и навсегда, вдруг опять откуда-то возникают, всплывают тихими, тяжелыми рыбинами из глухих инфернальных глубин? Из каких подводных нор поднимаются они? И еще одно: почему наши сны иногда сбываются?..

Промучившись все утро, но так и не вспомнив, что же ему снилось, Регаме поехал на Петровку.

В былые времена Петровка встречала его, как большая провинциальная семья встречает любимого столичного родственника, в меру успешного, но не забывшего своих родных, оставленных в глубинке, не зазнавшегося и готового помочь, если что. Из-за каждого второго прилавка продавцы тянули Регаме руки и на вопрос «что нового?» следовало не обычное у людей не близких «все нормально», а получал он полный комплект местных слухов, в аккуратном умозрительном переплете. Ему были рады и Семен Савельич, державший семь точек с эзотерикой, провонявший своими ароматическими палочками все окрестности так, что даже в железнодорожных отстойниках пахло не креозотом, а горелым сандалом; и Толичек, первым приспособившийся покупать рано утром, в дикой части Петровки — «на камнях» — всяческий книжный хлам, а уже после обеда выставлявший его вычищенным, по ценам набережной Монтебелло; и Кот с сестрой его Наташей, взявшиеся в незапамятные времена продавать мою первую книжку; и местный рецензент Тортилла, которой каждую субботу продавцы передавали стопку свежих книг для прочтения — надо же хоть приблизительно знать, чем торгуешь и что хвалить покупателю; и Матвей Рваный Гастрит, у которого всегда можно было найти любое издание о Киеве; и Георгий Иванович «Полковник», продавший нам когда-то свою библиотеку по пушкинистике, ее опись он сделал в книге учета личного состава по форме номер один; и Валера — главный по письмам и рукописям; и еще один Валера, речь о котором впереди; и Саша Морозов, скупающий сюрреалистов с дадаистами на всех языках мира, даже таких, о которых никто, кроме авторов, не подозревает; да и сам я не раз видел там Константина Рудольфовича, легкой походкой скользившего от лотка к лотку, от контейнера к контейнеру, от одних знакомых к другим.

Прежде так все и было, но теперь Петровка уже не та. Книги отступают, сдавая ряд за рядом цифре: компьютерным играм, фильмам, скачанным с торрентов, альбомам с аудиотреками, взятым оттуда же и подвергнутым беспощадной вивисекции форматом mp3. Пропадают из-за прилавков знакомые лица, а среди покупателей тихо снуют, шмыгая вечно текущими носами, мелкорослые невыразительные личности, предлагающие сиплой скороговоркой: бдсм?.. зоофилия?.. нет?.. тогда обычная порнушка?..

Регаме прошел почти половину рынка, прежде чем увидел первого знакомого. Это был Валера, но не Валера Валидол, которому Регаме продал когда-то письма Демьяна Бедного к сестре его в Александрию Кировоградской области, а потом два года выслушивал вздохи и стоны — письма оказались никому не нужны и не интересны, — можно подумать, Регаме их сам писал. Нет, это был Валера Переплет, поднявшийся на продаже реставрированных им Брокгаузов. Прежде он, как и многие здесь, бегал за советом к Регаме и по пустякам, и по серьезным покупкам, но очень быстро, едва не прежде всех, сообразил и где брать информацию, и как работать. Недавно Переплет открыл на Петровке небольшой с виду, но вместительный двухэтажный магазинчик, а Регаме теперь и сам временами заглядывает к нему — то цену на редкую книжку уточнить, то спросить, не попадалось ли тому нужное издание.

Валера Переплет был рад видеть Регаме, но в магазине томился ожидающий покупатель, и потому он попросил Константина Рудольфовича подождать минуту-другую. Регаме и сам толком не знал, зачем ему нужен Валера, а потому готов был ждать сколько потребуется.