Сто девяносто девять ступеней. Квинтет "Кураж" - Мишель Фейбер Страница 6

Все вроде бы было нормально, и Шейн осторожно спустилась по лестнице и вышла на двор при гостинице. Было так тихо, что она слышала собственное дыхание. Хотя Церковная улица считалась пешеходной и была закрыта для транспорта, Шейн все равно десять раз огляделась по сторонам, прежде чем выйти со двора на улицу — после несчастного случая в Боснии у нее был просто психоз на машины. Никогда не знаешь, что может вырулить из-за угла — даже в тихом пешеходном тупичке, в маленьком провинциальном йоркширском городе, в четыре часа утра.

Сейчас, в темноте, Уитби казался Шейн странным и непривычным — не современным и не средневековым, — а по-другому она его и не воспринимала. Либо так, либо так. Днем, когда было светло, она либо работала на раскопках в древнем аббатстве, где все дышало нортумбрианским ^[2] средневековьем, либо бродила в толпе туристов, в вульгарной толчее вульгарных пилигримов с мобильными телефонами, которые они практически не отнимали от уха, и в майках с символикой популярных рок-групп. Но сейчас, в тишине и безлюдье, глухой ночью, Уитби казался отчетливо викторианским. Шейн и сама толком не поняла, что создавало подобное впечатление — большинство зданий и улиц были гораздо древнее. Но дело, конечно, не в архитектуре: тут главное — атмосфера. Тусклый свет фонарей — таким светом могли бы светиться газовые рожки, — дома, едва различимые в полумраке, темные двери и окна, которые словно глядят на тебя с затаенной злобой, все это было похоже на декорации в очередной киноверсии «Дракулы» Брема Стокера. У Шейн было стойкое ощущение, что сейчас из любого темного проулка может выйти сам граф Дракула в черном летящем плаще, или красивая девушка в лунатическом сне, с неестественно бледным лицом, в белом ночном одеянии, залитом кровью.

Такой готический городок. В том смысле, в каком большинство понимает теперь это слово, «готический». Совершенно без всякой связи с древним германским племенем готов или даже с готическим стилем в архитектуре пре-Ренессанса. Историческая реальность отступила под натиском голливудских вампиров и самовлюбленных рок-звезд на крайней стадии нарциссизма, с неизменной густой подводкой вокруг глаз. И вот она, Шейн, тоже вся из себя готическая и загадочная, дальше некуда: идет себе по Церковной улице в четыре часа утра, и на каждом углу ей чудится викторианская нечисть. В этот глухой ночной час даже магазинчик прикольных подарков «Фантазия», где продавались пластмассовые вампирские клыки и подушки с пищалками, казался загадочным и зловещим — словно там, в темноте, затаились крысы и особо опасные психи.

Найти нужный дом в Логерхед-Ярде не составило никакого труда; когда Шейн спросила в гостинице, как ей найти этот дом, ей сразу же объяснили дорогу, причем очень подробно. Отца Магнуса хорошо знали в городе, и местные живо интересовались дальнейшей судьбой дома, который был вроде как городской достопримечательностью. Шейн нерешительно остановилась у входной двери. Когда она сюда шла, она ни капельки не сомневалась, что так и надо, — но теперь она засомневалась. Что она вообще тут делает? Вот если б она пришла днем, когда на улицах много людей, все это можно было бы представить, как самое что ни есть повседневное дело — но сейчас все было совсем по-другому. Жутковатая тишина, тусклый свет фонарей, пустынная улица… Шейн себя чувствовала отрицательной героиней романа ужасов, этакой ночной злоумышленницей: то ли воровкой, то ли грабительницей, а то и вовсе маньячкой-убийцей, что крадется на цыпочках в темноте, чтобы не разбудить мирных жителей, спящих праведным сном — замирает у чужой двери, заглядывает в щель для почты и собирается накидать туда всяких инородных предметов. А что, если дверь неожиданно распахнется, и там будет Магнус, голый и сонный, такой растерянный и теплый с постели? Да, у него же еще и собака! Наверняка пес услышит, как она будет возиться у щели для почты! Услышит, поднимет лай… Шейн принялась осторожно просовывать в щель брошюры и книги, мысленно приготовившись к тому, что сейчас… вот прямо сейчас… Адриан истошно залает и перебудит всю улицу, но книги просто тихонько попадали на пол с той стороны двери. Просто упали — и всё. Либо Адриана совершенно не вдохновляли обязанности сторожевого пса, либо он крепко спал. Может быть, даже в постели с хозяином. Шейн представилась такая картина: два мускулистых мужчины лежат в постели бок о бок, мужчины разных биологических видов, но оба — чертовски красивые экземпляры.

Господи, Шейн, вздохнула она про себя, отступая от двери. Когда же ты наконец повзрослеешь?

Она поспешила обратно в гостиницу. Пустая сумка была такой легкой-легкой.

Шейн всегда ненавидела выходные. Выходные — это для тех, у кого есть какие-то увлечения и хобби, или кто любит подольше поспать. А ей бы лучше пойти на работу. Кстати, это была одна из причин, почему Шейн поехала на раскопки — там выходных не бывает, если уж подписалась работать, будь добра, приходи каждый день к назначенному часу, выходные там — не выходные, и вперед. На самом деле это совсем нелегко, и особенно — в плохую погоду, но это все-таки лучше, чем целый день сидеть дома и изводить себя мыслями обо всем, что с ней было.

Святой Бенедикт очень правильно все придумал: монашеская община, где вся жизнь подчиняется строгому распорядку, и все работают семь дней в неделю, помогая друг другу подняться с утра пораньше, «ласковым поощрением и потворством (как он это назвал), не принимая никаких отговорок, которых так много у закоренелых сонь». Шейн разделяла такой подход целиком и полностью.

Но на раскопках в Уитби выходные были. Чтобы не впасть в уныние и не забивать себе голову мрачными мыслями, Шейн почти все выходные проводила на улице — много гуляла по городу, по десять раз переходила с одного берега на другой, с пирса на пирс, со скалы на скалу. Она возвращалась в гостиницу, только когда уже чуть ли не падала от усталости, брала книжку и ложилась в постель. Она читала до позднего вечера, наблюдая за тем, как меняют свой цвет черепичные крыши домов за окном, а потом выключала свет и пыталась заснуть, хотя давно уже не ждала ничего хорошего от своих снов.

В ту неделю суббота прошла как-то быстро — быстрее обычного. Шейн заснула, как только вернулась к себе после волнительной и жутковатой ночной прогулки до Логерхед-Ярда. Спала она долго, и что самое главное — без сновидений. Она замечательно выспалась и проснулась уже далеко за полдень, свежая и отдохнувшая. Таким образом, Шейн надо было еще продержаться всего лишь три четверти от выходных.

Она пошла пообедать в Морскую Миссию Уитби. Порывистый ветер трепал пожелтевшие листочки бумаги, пришпиленные к доске объявлений у двери. «Не оставляй Фидо на улице, а то там холодно», — было написано на одном из листков. «У нас имеется специальный зал, куда можно пройти с животными. Там всегда рады четвероногим друзьям». Шейн заказала картошку в мундире, и пока заказ остывал, решила сходить посмотреть на зал, куда пускают с животными и где им всегда рады. Там все было затянуто сигаретным дымом. Когда Шейн заглянула внутрь, все, кто был в зале — незнакомые собаки при незнакомых хозяевах, — обернулись, чтобы посмотреть, кто пришел.