Прощай, цирк - Чон Унён Страница 6

В эти дни ветер уже переставал кусаться, да и дул без прежней ярости. Даже на льду на озере Циннянь, где всю зиму катались на коньках дети, стали понемногу проступать полыньи. Чуть погодя ивы на озере начнут сбрасывать снежные шубы, и не успеешь глазом моргнуть, как укутаются нарядной нежной зеленью. Гостиница «Циннянь», выставив на показ свои ребра-колонны, стояла серая и неприглядная. Это здание выглядело точно так же, как и когда я в первый раз приехала сюда несколько лет тому назад. Сумерки тихо опускались на землю. Сидя в сгущающейся темноте, которая слоями ложилась на линию горизонта, я рассеянно смотрела на озеро.

— Я вижу, ты давно ждешь, — послышался запыхавшийся голос моей подруги Ёнок — я и не заметила, как она подошла. — Прости, немного задержалась: клиента обслуживала, — извинилась она и быстро схватила мою руку.

— А тебе можно отлучаться? — Мне пришло в голову, что я, вероятно, доставила ей неудобства.

— А что может мне помешать? — Она говорила таким уверенным тоном, что я сразу успокоилась. — Да, кстати, я тут принесла твои вещи и зарплату.

Ёнок передала мне плотно завернутый в бумагу конверт с деньгами и сумку. «Вроде пришла на работу с пустыми руками, — мельком подумала я, — а вот, гляди ж ты, сколько вещей накопилось — вся сумка забита». Правда, здесь не было ничего ценного: рабочая одежда, бутылка с остатками масла да туалетные принадлежности. Когда я посчитала, то оказалось, что прошло уже два года с тех пор, как мы вместе с Ёнок стали работать массажистками.

— Ну, как идет подготовка к отъезду? — поинтересовалась она с участием.

— Было бы что готовить. На следующей неделе съезжу в Шеньянь, получу визу — вот и все приготовления. Но почему ты одна, ты не связывалась с Хвасун? Надо было прийти вместе с ней.

— Я сейчас не могу до нее дозвониться, — ответила она с заметным раздражением. — Говорила ведь ей: если ваши отношения продлятся хотя бы год, и то будет очень хорошо, а если он исчезнет — так вообще счастье. И хоть бы что, поверь, сколько бы я это ни твердила, все мимо ее ушей. А теперь, как я и предупреждала, ее любовник открыто гуляет с другой девушкой.

— Тот парень из Южной Кореи? — уточнила я, пытаясь припомнить бывшего друга Хвасун. — А что с ней самой-то стало?

— Да вот я и рассказываю, — продолжила Ёнок, уже не скрывая свою злость. — После того как он ее бросил, она часто прибегала ко мне — все рыдала, плакалась о том, как же так могут перемениться чувства. А сейчас я даже не знаю, где она живет. Вот встречу — надаю прямо по ее бесстыжей роже, может быть, хоть тогда немного успокоюсь.

— Так что с ней стало? — повторила я, испытывая смутное чувство тревоги за Хвасун. — Почему она до сих пор не скопила даже на небольшой магазинчик? Ведь он каждый месяц выдавал ей на расходы по две тысячи юаней?

— Так она же бегала по всяким злачным местам, все деньги спускала на игровые автоматы. Углядит какую-нибудь вещь, ей скажут, что это из Кореи — так она с ума сойдет, если не купит ее. Она ведь была твердо уверена, что однажды он заберет ее с собой в Корею. А я так злилась на нее тогда: сил не было смотреть, как она ходит размалеванная, точно проститутка, — мы вечно из-за этого ругались, я все пыталась мозги ей на место вправить. Да видно благодарности от нее не дождешься, черствая совсем стала, теперь и не звонит мне.

— Вот оно как, оказывается. Я с ней давно не общалась. И все же я думала, что она хотя бы с тобой еще дружит.

Ёнок рассказала мне, что, проработав в бане Чхонсудон всего три месяца, Хвасун сошлась с одним парнем из Кореи и стала жить с ним. У нее был красивый смех, она хорошо знала корейский язык, поэтому пользовалась популярностью у мужчин из Кореи. Через некоторое время после начала их совместной жизни она, вместо того чтобы разминать кому-то мышцы, сама стала ходить на молочный, медовый и яичный массаж. Приглашала своих подруг, угощала их, делала дорогие подарки и в конце концов спустила все деньги. Выслушав эту историю, я почувствовала себя так, словно ледяной ветер снова, еще раз, ударил меня в грудь.

— А ты знаешь, что теперь в Чхонсудоне больше всего завидуют именно тебе? Другие девушки, даже собрав все документы, годами ждут встречи с женихами. А у тебя все так быстро получилось. Да и я помню, как ты расстраивалась из-за своей фигуры. Чего ты теперь кислая сидишь? Радоваться надо такому везению!

— Какой там везение, просто так вышло.

— А муж-то тебе часто звонит? Он, верно, хороший человек?

— Он не может звонить… — пробормотала я, вспоминая скрипучий, хриплый голос. — Давай пойдем куда-нибудь поужинаем. Я угощаю, — добавила я и, не слушая возражения упирающейся Ёнок, схватила ее за руку и потащила в направлении ресторана.

Вечер еще не наступил, однако окрестности площади Шидай и улицы кругом кишели людьми. Центр города был заполонен кафе, ресторанами и увеселительными заведениями на любой вкус. Служащие, получавшие пятьсот юаней, или учителя, зарабатывавшие по тысяче юаней, гуляли «по-корейски»: соря деньгами, переходили из одного ресторана в другой.

Мы повернули к недавно открывшемуся ресторану Хайсяньчэн. Это заведение, специализировавшееся на рыбных блюдах, располагалось в чистеньком, только что отстроенном здании. В аквариуме, установленном перед рестораном, резвились незнакомые мне рыбы. Крепко сжимая руку Ёнок — та дергала меня за рукав, уговаривая пойти в место поскромнее, — я распахнула дверь. Когда мы уселись и заглянули в предложенное меню, выяснилось, что в целом списке блюд тоже нет ни одного знакомого. Я сделала заказ, доверившись рекомендациям официанта.

— Что ты творишь? — с осуждением шепнула мне Ёнок так, чтобы не расслышал официант. — Закажи подешевле.

— Сегодня будет так, как я хочу! — заявила я решительно. — Я ведь даже прощальный банкет не устроила как следует. К тому же мы теперь долго не увидимся.

— И все-таки это неправильно. Послушай, как мы вдвоем все это съедим? — ужаснулась Ёнок, вытирая руки влажным полотенцем и оглядывая тарелки. — И зачем ты так говоришь? Мы ведь не навсегда прощаемся.

Глядя на нее, я лишь слегка улыбалась. Ёнок опустила чайник, который держала на весу, и, пошарив в сумке, вытащила оттуда пластырь — за долгие часы работы в массажном салоне всегда приходилось расплачиваться болью в руках. Точно в подтверждение моим мыслям, спину прошило болью, и я издала жалостный стон. Ёнок тотчас уложила меня на кушетку и, забыв про собственную усталость, принялась разминать мне мышцы. Такой уж она была.

Мы трудились день и ночь, но все, что нам доставалось, — это тупая, ноющая боль в запястьях и гроши, именуемые зарплатой. У Ёнок на переносице уже выступил пот. Она имела привычку после каждого сеанса массажа ходить в сауну и даже во время отдыха сидела в парной, поэтому поры у нее на коже были широко открыты. Стоило ей немного напрячься, как пот начинал струиться по ложбинке между ее грудей, а когда она работала в полную силу, он падал с ее лица крупными каплями.

— Хорошо ты устроилась все-таки — теперь уж больше никакого массажа. Давай быстрей ищи работу, а когда найдешь, не забывай про подругу.