Обдириха. Остросюжетная повесть из жизни пинежской деревни Верколы - Анастасия Полярная Страница 6

Костя хотел спросить его об этих походах, но каждый раз на что-то отвлекался и забывал.

Однажды он столкнулся с Федей у сарая и собирался зайти туда вместе с ним, но мальчик насупился и сказал: «Не ходите за мной». Костя удивился, но вскоре забыл об этом случае.

Теперь, увидев в окно Федю, деловито несущего кастрюлю, он выбежал из дома и решил за ним последить. Дойдя до сарая, Федя поставил кастрюлю на землю, сосредоточенно повертел замок в руках, открыл дверь, и, зайдя, потянул дверь за собой.

Костя последовал за ним. Увидев его, мальчик слегка опешил, но тут же пришёл в себя и, повернувшись к Косте, загородил ему дорогу:

– Вы сюда не ходите.

– У тебя там что, склад боеприпасов? – пошутил Костя.

Федя молчал, по-прежнему не пуская его.

– Ну, не хочешь говорить, – не надо, – Костя направился к выходу и, нащупав в кармане сигаретку, намеревался выкурить её втихаря за сараем.

Неожиданно уже на улице Федя окликнул его и поманил к себе.

– Хотите взглянуть? – заговорщицки прошептал он и добавил: – Только быстро.

Желание закурить мгновенно покинуло Константина; он кивнул и с готовностью повернул обратно.

– Я первым зайду, – предупредил Федя.

С улицы проникал свет через маленькое окошко. Костя увидел самодельные клетки, сколоченные на скорую руку, а в них – кроликов разного размера и окраса.

Некоторые из них при виде его забеспокоились, иные же, не обращая внимания, потянулись носами к Феде.

Федя открыл кастрюлю и с видом маленького хозяина принялся перемешивать в ней еду длинной деревянной ложкой.

– Не знал, что вы держите кроликов, – заметил Костя. – Забавные зверьки.

– Я держу, – поправил его Федя. – Это мои кролики. Я сам за ними ухаживаю. А теперь идите: я их буду кормить. Они не любят, когда кто-то посторонний смотрит.

– А потом что делать-то с ними будешь? – остановился у двери Костя.

Мальчик пожал плечами.

– В суп? Или на жаркое? – усмехнулся парень.

– Нет, я не дам! – всполошился Федя и замахал руками. В его глазах блеснули слёзы, а кролики, словно почувствовав, о чём шла речь, забились в свои клетки, испуганно прижав уши. – Идите уже.

– Да ладно, я шучу, – сказал Костя примирительно и, вспомнив о своём намерении, завернул за угол сарая.

* * *

Иногда вместе с Федей Костя ходил на рыбалку. Но ему больше нравилось рыбачить одному: у них был разный подход.

Федя, закинув удочку, быстро таскал окуньков, сорожек, подлещиков… Если рыба не шла, он сворачивал снасти и переходил на другое место или предлагал возвращаться домой: «Клёва нет – значит нечего делать на реке». Выжидать с удочкой ему было неинтересно.

Косте же, напротив, нравилось так проводить время: то глядя на поплавок, то любуясь пейзажем на противоположной стороне, погрузившись в свои мысли. Он мог простоять долго, ничего не поймав, и при этом испытывать удовольствие, невзирая даже на комаров. Иной раз, задумавшись, он не замечал поклёвок.

– Подсекайте! У вас же клюёт! – случалось, кричал ему Федя.

Костин улов всегда был значительно меньше, чем Федин. Мелкую рыбку он отпускал, оставляя лишь более крупную; в основном попадались окуньки, а как-то раз – даже небольшая щучка.

Однажды Юля познакомила Костю с местным художником – Клоповым. Его творчество, правда, не произвело на парня такого впечатления, какого он ожидал, проникшись рассказами местных жителей, но оставило след в душе. Художником оказался растрёпанный старик, стоявший за бутылкой стеклоочистителя со звучным названием – «Антилёд. Русский Север»…

…Косте было хорошо в доме Абрамовых. Главное – он обрёл здесь душевный покой и познал истинную полноту жизни. В Москве жизнь казалась ему пресной и чудовищно предсказуемой. Как будущий философ, он хотел найти для себя подлинный смысл сущего, который, по его представлениям, утрачивался или, в лучшем случае, скрывался за окружающими реалиями повседневной столичной жизни. Здесь, в северной деревне, Костя обнаруживал этот смысл во всём, даже в самом особом укладе, царившем в доме Александры Абрамовой.

Всё, за что бы она ни бралась, эта женщина делала от души, с любовью. Он поражался её аккуратности: каждая вещь, будь то крынка, бидон или кадка, стояла на своём место. В доме всегда были свежее молоко, масло, творог и обязательно квас двух видов: сладкий и кислый. «Когда она всё успевает? – удивлялся Костя. – И музейные дела ведёт, и на службу ходит, и в лес, и книги читает, да ещё вышивает вечерами, напевая старинные песни». Костя чувствовал, как созданный ею мир отражается в его душе гармонией.

Добровольно он взял на себя некоторые обязанности: носил воду из колодца, ремонтировал вместе с Федей сарай. Сложил в поленницу дрова, которые наколол впрок хозяйке, наточил все ножи в доме. Этот простой сельский труд был ему в охотку.

Как-то раз все втроём утром ходили в лес («В лес всегда надо ходить с утра», – так говорила Александра Фёдоровна) за берёзовыми ветками, а потом на чердаке вязали из них веники для бани. Абрамова научила Костю «правильно» их вязать старинным северным способом, закрепляя концы без верёвки тугим берёзовым прутиком, что прочнее и надёжнее всякой иной завязки, а главное – здоровее, естественнее; да ещё так, чтобы было красиво. В каждом деле – свои премудрости. Оказалось, что и веники вязать не так просто, но в то же время – весьма увлекательно.

С каждым днём он открывал для себя что-то новое, и простые жизненные истины теперь виделись ему по-другому. По воскресеньям Костя с Абрамовыми посещал монастырскую службу; в другие дни ходил на рыбалку, в лес; помогал Александре Фёдоровне по хозяйству; больше всего ему нравилось вязать мягкие берёзовые веники, и он наловчился превосходно это делать. Но сколько их надо – этих веников-то? Десятка два-три – не больше.

Вечерами играли в лото, а иногда под настроение Александра Фёдоровна что-нибудь вспоминала.

Будучи человеком глубоко верующим, Абрамова посетила много святых мест на Севере. Однажды она рассказала Косте о местечке Сура – родине святого Иоанна Кронштадтского, находящемся в пятидесяти километрах от Верколы. Юноша даже загорелся было туда съездить, но для этого требовалось отложить отъезд, но ему было уже неловко так долго гостить в доме Абрамовых. В то же время, боясь потерять обретённое умиротворение, он не торопился с отъездом, откладывая его день за днём.

* * *

Белые прозрачные ночи стоят на Севере до середины августа. В одну из таких безветренных ночей Костя с портативным этюдником в руках созерцал с Абрамовского угора необозримые дали, ещё хранившие живые краски уходящего дня. Летом на Севере солнце никогда не скрывается полностью за линией горизонта, всегда остаётся багряная полоса. Садясь за лес, оно распространяет окрест прощальные косые лучи, озаряющие мягким тёплым светом купола и стены монастыря. Лес, погружаясь в сизоватую дымку, переходит из голубого в тёмно-зелёный, делаясь на ближнем плане всё ярче. Уснувшая река отливает мягким цветом циррулеума ^[10]. Лишь слышно, как в ней плещется рыба, да раздаётся далёкий всплеск вёсел одиноко скользящей лодки.