ЧерноLove (сборник) - Камиль Нурахметов Страница 6

Командировка в Венгрию была спланирована им давно и шлифовалась в мыслях как редкий и собственный архитектурный проект. Хотя профиль его работы не подразумевал поездки в Европу, а был туго затянут на исполнение узконаправленных заданий и поручений начальства на ограниченной территории. Вадим был не эйфорийный, немногословный, уравновешенный и молчаливый. Он был человеком сдержанным и редко высказывал свое мнение вслух. Конечно же, широкое мнение у него было, но про себя – так удобней, так непонятней, так спокойней. Когда на совещаниях совершенные бездарности менторским тоном создателей «черных радуг» и «черных квадратов» предлагали запустить очередной неотесанный рекламный бред, он молчал и внутренне улыбался от осознания своей правоты, которая никому не нужна. Очередной номер журнала «П» обсуждался не бурно, все соглашались с довольным начальством, от которого пахло дорогими мехами и зависел завтрашний день, сытость, уверенность в себе через час, достаток и словосочетание «я на хорошем счету». Вадим тоже был «на хорошем счету», только никто не знал, какой это счет 5:0 или 1:1, и в чью пользу. Языком, загрязненным изуродованным английскими словами, молодой, «креативный», самовлюбленный хлыщ вещал начальству свою очередную идею зеленой горошины, раздувая ее значимость до размеров коллекционного арбуза. Вадим молчал, как всегда, несмотря на то, что еще 2 года назад, не зная досконально цеховую работу создания очередного номера журнала «П», он расписал на бумаге восемь изменений в обыкновенной повторяющейся и приевшейся обложке журнала и еще восемнадцать новшеств, которые вытянули бы воображение многих женщин на уровень истерики любопытства – «Срочно хочу этот журнал! Немедленно! Дайте, а то умру!» Редакция за все время своего существования так и не вывела истинный образ женщины, которая будет ждать новый выпуск с нетерпением, чтобы дочитать недосказанное и увидеть продолжение… Но! Всегда есть нужное и совсем не проклятое «но», которое закрывает дорогу, как немецкий пограничный шлагбаум, либо сохраняет постоянное состояние быть в тени. Как знать, что лучше? Не добравшись до начальства из-за многих, искусственно созданных шлагбаумов, он стал накапливать идеи в телефон, просто так, чтобы были, чтобы знать, что он умней «мутных балагуров и псевдосоздателей», которые бреют волосы на груди, курят что-то растительное и растят не детей, а женоподобные булки на боках… Вадим плавал в рифе редакции, осознавая, замечая, анализируя и делая выводы, рождая идею за идеей и вбивая мысли клавишами в телефонную память. Ярким примером был очередной номер журнала, где в одной из статей, претендующих на самообразование избалованных девиц, было написано, что «… император Луций Домиций Агенобарб, известный под другим историческим именем – Нерон, покончил собой…». И хотя это было фантастически давно и совсем уже неактуально, все же это была историческая неточность, незнание личности рыжего пятикратного консула и его жизни, а самое главное – автор статьи, ушедшей в печать, никогда не держал книгу, известную всему читающему миру, Гая Светония Транквилла «Жизнь двенадцати цезарей», где весьма подробно рассказано о рыжебородом, его театральной деятельности, его параноидальной жизни, безумии вседозволенности, о верном Епафродите, который, в конце концов, вонзил ему меч в горло! Вадим молчал, улыбаясь внутри и осознавая приятное тепло удовлетворения своей правоты на фоне очищенной и голой лжи. Но это были настоящие мелочи по сравнению… А впрочем, в комнате обсуждений редакции было сразу видно, у кого и как наполнен чувствительный аппарат интуиции и логики. Большинство высказываний ярко рисовали внутренний мир, пробелы в образовании, воспитании и вообще, речь – это не только зеркало души, но и паспорт на пограничном контроле, из которого многое становится понятным о говорящем. «Скажите что-нибудь, я на вас посмотрю!» – была любимая фраза Сократа. Именно – «посмотрю»! Концепция подачи материала, в первую очередь, должна заинтересовать читающего, разбавляя журнальную ловушку блеском бриллиантов, рубинов, изумрудов и всяких подземных сокровищ, на которые быстро клюют женщины, как марлин на голубую бахрому ложного кальмара. Клюют и платят, за картинки, за уйму убитого времени, за то, чтобы знать новый уровень информационных потоков, не имеющих никакого отношения к самообразованию и самой литературе! Вадим понимал, что журнал шел в мир очередным штампованным выпуском с повтором некоторых чужих, удачных, зарубежных фотографий, чтобы быть, чтобы притягивать деньги, чтобы видели на полках дорогих гостиниц и сувенирных магазинов, чтобы… Он помалкивал, со всем соглашаясь, на что были умные причины, созданные им самим, а не волей кукольника. Он был правильно загримирован и помалкивал, вглядываясь в глаза главного редактора как в прочитанную позавчерашнюю газету в золотой оправе, где фигурируют такие совсем неуместные слова, как «украшательство» для акцентирования псевдопомпезности текста! Украшательство – какое-то даже обидное словечко, оттеняющее смысл исключительности содержания!!! «Украшательство – совершенно неуместное словцо в тексте. Уровень, на который замахнулись, уже рухнул!» – думал Вадим и наблюдал дальше. Бриллиантовый и часовой блеск подавался в журнале с простецкими фразами, это было смешно и совсем не играло на очарование читающих и на тех, кто истинно знал настоящую цену русскому слогу. А ведь есть огромная армия людей, кто не только смотрит на ягодный блеск кимберлитовых труб, но и видит слово под картинками – как продолжение шепота роскоши. Он молчал, глядя на фотографии нигде не учившихся прохвостов, умеющих много болтать, а не делать гениальные снимки. Вадим молчал, время революций его не прельщало, поток его сознания был выше, чем бурный ветер непредсказуемых перемен от переделанного на русский манер обыкновенного английского слова create и имеющего русские, более богатые эквиваленты – «творить», «создавать», «созидать», «делать», «возводить», «вызывать», «производить», «волноваться», «суетиться». О великий русский язык! Пора тебе в прачечную или в русскую баню, смывать иностранную грязь, сажу и напыщенные сквозняки! За волшебным чужеродным «криэйтом» прятались самые обыкновенные создатели не блестящих мнений без чистых носовых платков в карманах. Словом, журнал выходил и ярко рассказывал о тех, кто его сделал, и о том, что у них в голове. Журнал был очередным бутербродом для закрытого клуба сидящих за столом с гарнитурными вилками и ножами, бутербродом с маслом и красно-черными рыбными шариками! Это был мир, диктующий особое мнение о дисперсии света, для тех, кто влюблен в свой толстенький кошелек. Работа! Его работа, для него самого была смешна. Попасть в этот закрытый клуб редакции создателей было совсем не просто. Это все устроила его жена, это все она, которую он называл «электростанцией для других», не терпящая чужих мнений, металлическая, ядовитая, агрессивная, никогда не бывавшая в Англии и восхищающаяся своей футуристической тезкой с копной мягко-рыжих волос и точеным носом. Она обожала баронессу Маргарет Хильду Тэтчер, урожденную Робертс, ее взгляды на дополнительные налоги в Великобритании и ее браслеты на ухоженных руках. Слава Богу, у нее, все-таки был единственный авторитет в лице давно умершего Премьер-министра Великобритании. Вадим был искренне рад и этому, потому что он не раз имел дело с женщинами, для которых авторитетом были шубы, танцпол с алкоголем, машины чужих государств и отсутствие запаха пирогов на кухне! На его кухне запаха женских пирогов тоже не существовало, но был запах пирогов мужских. Два раза в месяц он надевал любимый фартук с фотографией Наполеона в очках «Полароид», розовый платок на голову, с надписью «Только порядок» на немецком языке, и шаманил над тестом, всегда делая три начинки. Свою любимую – с картошкой и луком, для жены – мясную, и наконец, с рисом и яйцом – в память о вкусном детстве с крутой бабушкой, которая рассказывала невероятные истории белорусских партизан. Глядя на бабушкину любимую начинку, он понимал, что вложено ребенку в детстве, то и останется лазерной полосой на всю жизнь. А не вложено – не удивляйтесь, ноги ребенка вырастут и растопчут и вас, и ваши клумбы! Его бабушка включила ему небесный свет понимания, без детского сада, без школы, без высших демагогических заведений, потому что была она светлее любой зари, любых чужих словосочетаний и обещаний этой самой зари!