Собачья старость - Надежда Нелидова Страница 6

Нарядное, переливающееся огнями «колесо фортуны» остановилось. Волшебное слово было угадано.

– Итак! Приз или деньги?! Деньги или приз?!

Зал замер. Ведущий запустил руку в чёрный ящик. Рука, поблёскивающая крупным бриллиантом на манжете, зависла между двумя потайными отделами. Если победительница выберет приз, тут же на белый свет извлечётся спрятанный банан или ещё что-нибудь в этом роде обидное до слёз. Если скажет «деньги» – ловко нырнёт в боковой кармашек и вытянет брелок с ключами от автомобиля – и, дразня, потрясёт-позвенит под носом полуобморочной, резиново улыбающейся жертвы.

Руфина Дмитриевна не то чтобы точно видела своими глазами фокус с двойным дном, но твёрдо знала: так оно и есть. Шестьдесят восемь лет жизни за плечами научили её жизни.

Она досмотрела до конца «Колесо фортуны». В очередной раз убедилась в собственной проницательности (дурочке вручили осклизлый банан, и она с этим бананом почапала на ходульных ногах). Выключила телевизор. И уже через полчаса размашисто, во всеоружии, шагала на рынок. В руке объёмистая, честная – без фокусов-покусов, без двойного дна – сумка. В сумке: калькулятор, лупа, маленькие ручные весы, контрольная гирька, валидол. На войне как на войне.

Под тяжкой поступью Руфины Дмитриевны прогибался асфальт. Оденьте борца сумо в сборчатую шерстяную юбку и бязевую цветастую кофту, тощий хвостик на макушке по-борцовски перетяните аптекарской резинкой – перед вами Руфина Дмитриевна.

На рынке навстречу ей уже щетинилась ржавыми плавниками рыба с бельмастыми гноящимися глазами. Преграждали путь баррикады из ящиков с крашенной марганцовкой клюквой и изюмом, вымоченным для товарного вида в каустике. Неприступной крепостью возвышались пирамиды банок с консервами, все до одной просроченные, с многажды перебитым сроком хранения. В стеклянных холодильниках мертвенно белели пакеты с порошковым канцерогенным молоком. Психическую атаку завершали связки вздувшихся от водянки кур-мутантов.

Руфину Дмитриевну на рынке хорошо знали. В её присутствии потуплялись и бегали лукавые глазёнки. Под взором-рентгеном от стыда краснели противоестественно созревшие в газовых камерах зелёные помидоры и прятался под обёрточную бумагу, от греха подальше, копчённый над солярочным дымом, блестящий от прогорклого жира чернослив. В предчувствии разоблачения сжималось обсеменённое сальмонеллой мясо, бессильно корчились и свивались в кольца плесневелые, промытые под краном и натёртые постным маслом колбасы. Обколотые селитрой арбузы-бахчевые выкидыши-смущённо поджимали хвостики при виде двух колышущихся, перекатывающихся под цветастой бязью могучих живых собратьев: каждый – цветущее дитя природы в два кило весом.

В засаде, как в противотанковых окопах, за намагниченными, подкрученными весами в ожидании добычи зыбко раскачивались химеры в белых халатах. Святой их задачей было соблюсти пять «о»: обмануть, обсчитать, обвесить, обхамить, отравить.

Будь воля Руфины Дмитриевны, она бы всех продавцов вырядила в халаты светофорных цветов. Красный – опасный, жёлтый – жди, зелёный – смело иди. Красный и жёлтый халаты по части надувательства – Акопяны рядом не стояли. Зелёный… Зелёные Руфине Дмитриевне не попадались.

Хотя, видит бог, вначале она честно пыталась воздействовать методом пряника. Заискивала, заговаривала зубы, лебезила перед сикухами за прилавком:

– Олюнь, ты же знаешь: у меня печень, подыщи нежирный кусочек…

– Ты мне, Светик, взвесь посвежее, как в прошлый раз…

Совала шоколадки. Расслаблялась, теряла бдительность. А через месяц, подбивая баланс, убеждалась, что Олюнь и Светик с замурзанными шоколадом ротиками облапошивали её минимум рубликов на триста. И это они ещё по знакомству жалели.

Бесноватый динамик в громадном павильоне «Фрукты-овощи» ликовал, надрывался, орал в самое ухо:

– Обвал цен в «Детском мире»! Ликвидация игрушек! Радиоуправляемый джип всего за две тысячи 674 рубля!

Чистый Танькин доход в месяц составлял три тысячи. Купи она трёхлетнему Тошке такую игрушку – на жизнь им осталось бы 326 рублей. Заметим, три тысячи – не зарплата. Когда она пришла наниматься к Жанше, он указал ей место в ряду, выдал под расписку весы и халат, пересчитал тару.

– А трудовая книжка? – робко заикнулась Танька. – А… зарплата?

Жанша всплеснул смугло-янтарными, в проволочном волосе руками. Возмущённо сощурил глаза-мокрые черносливины:

– Слушай, какая зарплата, а?! Сколько будешь иметь в день – твоё. На хлеб с маслом будешь иметь. Спасибо скажи, не всякую девочку беру.

– Я не буду без зарплаты, – пробовала качнуть права Танька.

– Вон за воротами на твоё место десять девочек, только свистни. – Хозяин равнодушно скользнул взглядом по худосочной Таньке – десятилетние школьницы грудастее и задастее. Про таких, как Танька, говорят: тут коту делать нечего. Чего Витёк в ней нашёл?

Соседка по прилавку, видя полную Танькину несостоятельность, сжалилась, взяла над ней шефство. Поделилась набором утяжелённых гирек, леской с грузиком. Показывала, как перекашивать под нужным углом прилавок и весы, как прятать магнит в косметичке или пачке от сигарет, как по цене первого сорта сбывать гниль. Учила психологии:

– Видишь, старая мымра идёт? Все её зазывают: «Женщина, чего желаете? У меня самое лучшее, женщина»… Какая она вам женщина, дуры, ей ещё семидесяти нету. Девушка, а девушка! А вот наливные яблочки-помидорчики! Что вас интересует, девушка?

«Девушка» важно прошествовала мимо.

– А вот огурчики-помидорчики! Что вас интересует, девушка?

Руфина Дмитриевна баржой проплыла мимо. Описала круг и вернулась. Вроде у этой тощей, белёсой яблоки действительно краснодарские, живые, нынешнего урожая. Чтобы не отравиться, дома их нужно промыть с мылом и щёткой, толсто снять кожуру… Господи, куда катимся: скоро будем помирать голодной смертью среди залежей продуктов.