Улыбка Лизы. Книга 1 - Татьяна Никитина Страница 6

– Скоро двенадцать. Через месяц исполнится.

– Подросток значит. Ну и что же Вы, гражданка, панику поднимаете? Тусуется где-то ваш ребёнок, с дружками гуляет.

– Вы примете у меня заявление?

– Я Вам объяснил русским языком: только через три дня! – В голосе сквозит раздражение.

– Послушайте, дежурный Петриченко, исчез несовершеннолетний. Что по этому поводу говорят ваши инструкции?

– Приходите завтра утром. Заявление в письменном виде.

– А сегодня?

– А сегодня уже и есть завтра. Вы на часы посмотрите, – хохочет он, довольный каламбуром.

Звонок обрывается.

Лиза растерянно слушает короткие гудки. «Бесчувственный чурбан», – заключает она, швыряя трубку.

На часах без четверти два. «Из центральной диспетчерской «скорой помощи» сообщат сразу, если, не дай бог, что-то», – думает Лиза, но на всякий случай набирает «ноль три». Не поступал. Не обращался. Она опять и опять набирает номер домашнего телефона. Череда коротких гудков. Сделав несколько кругов по ординаторской, застывает каменным изваянием у окна.

Для двух часов ночи улица достаточно оживлена. Нескончаемый поток машин. Стайки праздношатающейся молодёжи. Запоздалых по невесть каким неотложным делам прохожих выдаёт торопливая походка. В сквере напротив института на сдвинутых скамейках веселится компания подростков с банками пива в руках. «Не намного старше Пашки», – думает она.

Лиза держится спокойно, будто наблюдает за собой со стороны. Вот она бесцельно ходит по кабинету. Собирает в аккуратную стопку раскиданные по столам истории болезни. Присаживается на диван. Включает электрочайник. Палец заученным движением прокручивает телефонный диск. Занято. Гудки. Гудки. Гудки… Она пытается отбросить все эмоции и взглянуть на ситуацию со стороны, чужими глазами, хотя бы того же оперативника. Какая-то крошечная правда в его словах есть. Пашка, в самом деле, почти подросток, у него может быть своя жизнь, которую она при её занятости могла просмотреть. Он задержался у кого-то из друзей и не мог позвонить. Мало ли какие причины. А может, попал в дурную компанию? В одну из тех, что на скамейках с пивом. Утром был такой ласковый, немного потерянный, правда… И, как от удара, вздрагивает от своего неудачного сравнения. Сына всё ещё нет дома, а она успокаивает себя нелепыми бредовыми идеями. Где может быть её мальчик в два часа ночи?! Господи! Нужно же что-то делать…

Тишину ординаторской взрывает звонок. Лиза бросается к телефону, роняя на пути стул, но это из приёмного – по «скорой» привезли пациента. Надо идти. Она просит медсестру остаться у телефона и сообщать ей о каждом звонке.

Почти до утра она выводит из астматического статуса восемнадцатилетнего парня. Ответственность за чужую жизнь на время вытесняет мысли о сыне, но в четыре не выдерживает и звонит Татьяне – через пять часов она должна сменить её. В двух словах сообщает о случившемся и просит приехать пораньше.

Заспанный голос подруги прерывается долгой паузой.

«Осмысливает информацию. Наверное, представляет, что это могло случиться и с её Маринкой», – терпеливо ожидает ответа Лиза.

– Уже еду, – сообщает трубка через пару минут.

У Татьяны тринадцатилетняя дочь от раннего и бездумного студенческого брака «по очень большой любви», разлетевшегося сразу после рождения ребёнка на втором курсе. Молодой отец между экзаменационной сессией и стиркой пелёнок выбрал первое. Татьяне пришлось уйти в академ. Через год восстановилась, закончила ординатуру, как и Лиза, осталась на кафедре. Разочарованная в любви, второй раз Татьяна выходила замуж исключительно по расчёту – за сына второго секретаря обкома партии, но ей опять не повезло. Через полгода после свадьбы в стране случилась перестройка. Партийный полубог оказался простым смертным, без дачи в сосновом бору, личного водителя и обкомовского пайка. Зато у Татьяны после второго развода осталась ещё одна дочь – пятилетняя Иришка. Впрочем, бывший секретарь обкома и его жена души не чаяли во внучке, и помощью их Татьяна не гнушалась.

Не проходит и часа, как подруга влетает в ординаторскую. Оставив неуместные сейчас расспросы, с порога командует:

– Давай живее. Внизу Максим на машине. Ждёт тебя.

Максим из новых русских. Потенциальный третий муж Татьяны. На чёрном внедорожнике, игнорируя не только дорожные знаки и указатели, но и все светофоры, он за пятнадцать минут доставляет Лизу к районному отделению милиции. Всё тот же оперативный дежурный Петриченко, что отказался принять заявление ночью, всё так же доброжелательно убеждает подождать три дня. После непродолжительного разговора в сторонке, куда его отзывает Максим, выдаёт ей серый, похожий на туалетную бумагу лист для заявления. Долго изучает текст, по-кроличьи шевеля губами. Уточняет адрес и номера контактных телефонов, возраст, рост, цвет глаз, волос и одежды, в которую был одет Пашка. Вопрос об особых приметах ставит Лизу в тупик, она краснеет от волнения и сообщает, что Павел – левша, но хорошо владеет правой рукой. Петриченко несколько раз перечитывает заявление и подчёркнуто официально (интересно, что сказал ему Максим?) уведомляет:

– Ваше заявление будет передано в оперативно-разыскной отдел. Если мальчик объявится, обязательно сообщите. На днях к вам зайдёт участковый, соберёт дополнительные данные. Прокуратура проведёт проверку, потом заведут опознавательную карточку. А может быть, она и не понадобится, – заканчивает он миролюбиво.

– Простите, но я не совсем поняла, когда вы начнёте искать моего сына?

– Я же объяснил. По закону разыскное дело заводится через десять дней, а сегодня проверят сводки по происшествиям, по всем больницам и моргам.

– А прямо сейчас? Сейчас и здесь Вы не можете уточнить сводки по происшествиям за вчерашний день? – настаивает Лиза.

Дежурный косит глазом на запястье с электронными часами Montana (горсть за доллар в супермаркете Шанхая) – смена заканчивается, и это придаёт ему уверенности. Он дружелюбно басит:

– Елизавета Андреевна, Ваше заявление я передам в оперативно-разыскной отдел, и как только что-нибудь прояснится, Вам позвонят. Но и Вы не забудьте поставить нас в известность, когда мальчик найдётся.

– Вы даже не представляете, с какой радостью я сделаю это, – роняет Лиза уже от двери, не оборачиваясь.

Она останавливается на крыльце районного отделения милиции. Беспросветное небо, затянутое серыми облаками, сливается у горизонта с разбухшим от избытка влаги грязным мартовским снегом, рождая тоскливое утро нового дня. В голове звенящая пустота от бессилия. Максим уточняет, куда её отвезти. Не зная, что следует говорить в таких случаях матерям, он всю дорогу молчит. Остановив машину у подъезда, вручает свою визитку:

– Если понадобится моя помощь.

Не снимая пальто, Лиза проходит на кухню, присаживается на краешек углового дивана и впервые в жизни не знает, что ей делать дальше. Квартира заполнена осязаемой пустотой. Взгляд цепляется за настенные часы – семь сорок пять. Здесь стояла она вчера утром, а сын не хотел её отпускать. Прошло всего двадцать четыре часа. Память услужливо прокручивает события вчерашнего дня, но в обратном порядке: дежурство в приёмнике, умершая и воскресшая старуха, агиография Степановой, занятия со студентами, дорога к автобусной остановке, сон, разбудивший её… Сон! Вот что неосознанно тревожило её весь день, а она пряталась в нескончаемую вереницу дел. Страх неотвратимой беды поселился в мозгу ещё тогда, ночью, но она всё время гнала его прочь. Лиза закрывает глаза, прокручивая в памяти ночное видение.