Очищение - Софи Оксанен Страница 6

Как-то Оксанка приехала к Заре на черной «Волге». Зара стояла на ступенях крыльца, когда та остановила машину перед их домом. Дверца «Волги» открылась, и на землю ступила нога, затянутая в блестящий чулок. Вначале Зара испугалась при виде черной «Волги» перед домом, но страх испарился, когда ноги Оксанки заблестели на солнце. Бабушки, сидевшие на завалинке, сразу притихли и уставились на блестящую машину и сияющую ногу. Зара никогда не видела ничего подобного, чулок сливался по цвету с ногой и не походил на чулок, может, даже его и не было вовсе. Казалось, что на ноге — нимб света, такой, как свет над Матерью Божьей. Голень кончалась тонкой лодыжкой и туфелькой на каблуке, но какой туфелькой! Зара в старых книгах по истории искусств видела на мадам де Помпадур туфли на таких же каблуках, хотя появившийся из машины конусообразный каблук был выше и еще красивее. Когда туфелька приблизилась к пыльной земле и каблук коснулся камня, стук его донесся до ступеней, на которых стояла Зара. Потом из машины появилась и остальная часть женщины — вся Оксанка. Из передней двери вышли двое мужчин в черных кожаных куртках, на их шеях болтались толстые золотые цепи. Они молча стояли возле машины и смотрели на Оксанку. И было на что посмотреть — Оксанка славилась красотой.

Зара давно уже не видела свою подругу, с тех самых пор, как та уехала в Москву учиться. Оттуда от Оксанки пришли несколько открыток и затем письмо, в котором она сообщала, что едет на работу в Германию. После этого от нее уже ничего не было вплоть до самой этой минуты. Перемена оказалась разительной. Губы Оксанки блестели, как глянцевая бумага западных журналов. Ее украшала лисья горжетка цвета кофе с молоком, видимо из крашенной лисицы, хотя, как знать, может, где-то и водились подобные звери. Оксанка направилась к двери, увидев Зару, она остановилась и замахала руками. Точнее, она рассекала воздух своими длинными красными ногтями. Ее пальцы были слегка согнуты, словно готовые царапать.

Бабушки повернулись и с недоумением воззрились на Зару. Одна потуже затянула платок, другая поставила палку перед собой, третья ухватилась за палку сразу обеими руками. Клаксон черной «Волги» прогудел. Оксанка приближалась к Заре. Улыбаясь, она поднялась по ступеням, солнце играло на ее ослепительно белых зубах, она протянула руку с длинными ногтями для объятий. Горжетка коснулась щеки Зары. Стеклянные глаза посмотрели на нее, и она посмотрела в ответ. Взгляд подруги напомнил ей кого-то. Напрягши память, она поняла, что когда-то у бабушки был такой же взгляд.

— Я так скучала по тебе, — шепнула Оксанка. Липкий блеск на губах, казалось, мешал открывать рот, будто ей каждый раз нужно было расклеивать губы. Ветер прилеплял волосы Оксанки к губам, она откинула их, но локон задел щеку, и на ней осталась красная полоса. Такие же были у нее на шее. Они напоминали следы от ударов плетки. Или следы расчесов. Когда Оксанка пожала руку Зары, та почувствовала легкие уколы острых ноготков на своей коже.

— Тебе нужно пойти в парикмахерскую, дорогуша, — засмеялась Оксанка, взбивая волосы подружки. — Новый цвет и прикольная прическа.

Зара ничего не ответила.

— Ах, да, я вспомнила, какие здесь парикмахерские. Может, и лучше, что ты не даешь им прикоснуться к твоим волосам, — снова засмеялась Оксанка. — Пойдем, чаю попьем.

Зара повела Оксанку в квартиру. Кухня коммуналки затихла, когда они проходили мимо. Пол скрипел — женщины сгрудились у двери, чтобы посмотреть им вслед. Стоптанные тапочки Зары шуршали по шелухе семечек, глаза женщин буравили спину. Зара провела Оксанку в их комнату и закрыла за собой дверь. Оксанка в сумраке комнаты светилась, как комета. Серьги в ее ушах горели, как кошачьи глаза в темноте. Зара опустила рукава халата, чтобы прикрыть свои покрасневшие от мытья посуды руки.

Бабушка не шевельнулась. Она сидела на обычном месте, глядя в окно.

Ее голова казалась темной на фоне проникающего в комнату света. Бабушка давно уже не двигалась, дни и ночи напролет она сидела на стуле и молча смотрела в окно. Все ее немного побаивались, в том числе и всегда пьяный Дима, отец Зары. Потом отец утихомирился и вскоре умер, а мама с Зарой переехали жить к бабушке. Ей никогда не нравился Дима, она всегда называла его тибла [2]. Но Оксанка давно знала бабушку и сразу, стуча каблучками, побежала поздороваться с ней, взяла за руку и мило защебетала. Бабушка даже издала смешок.

Когда Зара начала накрывать на стол, Оксанка порылась в сумке и протянула бабушке коробку шоколадных конфет, которая поблескивала так же, как и сама Оксанка. Зара засунула нагреватель в кастрюлю с водой. Оксанка подошла к ней и протянула пакет:

— Тут всего понемногу.

Зара воспротивилась. Пакет оказался довольно весомым.

— Возьми. Или, минутку, — Оксанка вытащила из пакета бутылку, — это джин. Пробовала ли бабушка когда-нибудь раньше джин? Наверняка, это впервые.

Она достала с полки рюмочки для водки, наполнила и отнесла одну из них бабушке.

Бабушка понюхала напиток, скривила лицо, засмеялась и опрокинула содержимое рюмки.

Зара последовала ее примеру. Горло обожгло, во рту остался горьковатый привкус.

— Из джина можно сделать напиток джин-тоник. Я часто делаю его для наших клиентов. Would you like to have something else, Sir? Another gin tonic, Sir? Noch einen? [3]

Оксанка расторопно поставила рюмки на поднос и стала их разносить. Шутливость Оксанки передалась Заре, она стала изображать, что подает Оксанке на чай, одобрительно кивать, указывая на предлагаемые ею напитки, и смеялась над ее выходками так же, как прежде.

— Ну, вот, заставила тебя посмеяться, — Оксанка присела, запыхавшись от движения.

— Помнишь, как много мы с тобой смеялись?

Зара кивнула. В кастрюле вокруг спиральки начали образовываться пузырьки. Дождавшись, когда вода закипела, она вытащила нагреватель из кастрюли, достала с полки банку с чаем, налила кипяток в заварной чайник, куда бросила заварку, и отнесла чашки на стол. Оксанка могла бы заранее предупредить, что придет в гости. Зара успела бы приготовить угощение, нашла бы, чем побаловать ее, и могла бы выйти к Оксанке в другом виде, а не в домашнем халате и старых тапочках.

Оксанка набросила лисью горжетку на стул таким образом, что голова лисицы осталась на ее плечах, а остальной мех обвил спинку стула, и села за стол.

— Это настоящие, — сказала она и постучала ногтями по серьгам. — Настоящие бриллианты. Видишь, как хорошо можно на Западе заработать. А ты обратила внимание на мои зубы? — Оксанка изобразила улыбку. Зара только теперь поняла, что пломбы на передних зубах незаметны.