Листопад - Екатерина Смирнова Страница 6

– Я извинился…

– За мифологию, что ли?

– Да какое твое собачье дело – озлобленно вывернулся из рук Лес. – Нет, и убери клешни. Ты б еще наручники приготовил, добрый человек.

Скати сделал огорченное лицо.

– А при чём тут вообще мифология?

– Она не хочет тебя видеть. Да и вообще – сколько ты уже здесь живешь? Хоть бы раз к ней подошел, извинился…

– Пошел на. Иди отчет пиши.

– Ты меня третий год туда шлешь.

Лес уже чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, которого никак не простит классная дама, но вряд ли надо было давать понять это Теду. Если бы хоть понять, чего она теперь хочет…

Ничего подобного не произойдет никогда, в отчаянии понял он. Никогда, пока он не совершит хоть что-то, что изменит её мнение в лучшую сторону. А вот это он умел очень плохо. Он умел уговаривать, командовать и кое-как заставлять, а вот ссорился всерьёз и надолго. В конце концов, до каких пор он будет позволять кому-то держать на него зло?

И он решительно направился обратно.

Герда, подобравшись, будто готовая к драке рысь, стояла на пороге своего дома. Может быть, она знала, что он вернется?

Одним прыжком он влетел на её высокое крыльцо – белые стены, черные ступени и перила. И испугался.

– Простите… Пожалуйста. Простите меня – чуть ли не заикаясь, пробормотал он не своим голосом. Чутье кричало – не переставай, руки налились свинцом, и он не знал, что с ними делать. – Мне очень нужно с вами поговорить. Я не знаю, как это может получиться… Простите меня.

Она прищурилась и посмотрела на него, как будто видела впервые.

– Заходи.

Этого он не ожидал, и Скати поспешил за ним. У меня беда, Герда, думал он, поднимаясь за ней по ступеням. У меня радость. Прости меня, бога ради, но я-то, дурак… Я и вправду видел единорога.

трещина

– …Хорошо – говорила она. – Допустим. Если я могу простить всё то, что ты натворил – говорила она, пока сердитый Скати ждал снаружи на крыльце. – Пока человек жив, с прощением опоздать невозможно – качала она головой. На стене в такт тикали ходики. Дом был почти весь такой же, как крыльцо – черно-белый.

– А как ты докажешь мне, что в этот раз ты не шутишь? Будешь доказывать?

– Нет. Если бы ты видела его хоть раз, ты бы поверила. Я уже больше не могу никому врать. Но я не могу убедить тебя в том, что не вру. Кажется… -Он глубоко вздохнул. – Я ничего не могу делать, как раньше. Я даже объяснить не могу. Ты понимаешь, что это очень похоже на любовь? Я могу только любить. Например – любить единорога.

– А может быть, ты хочешь только того, что нельзя удержать и оставить при себе? – рассеянно спросила Герда. – Может быть, оно этого всё-таки не хочет? Может, ты просто хочешь положить его в карман? Вдруг ты ему не нужен?

Лес еле сдержался.

– Ты пойми меня правильно, – сказал он, тихо и четко выделяя каждый слог. – У меня была мечта. Я хранил её очень и очень долго. Пока путешествовал по разным странам, растил, как редкий цветок. Как котенка за пазухой. Я добился всего, о чем мог мечтать. У меня это отняли, как только я приехал домой. Но мне это не нужно.

– Ты добился всего, о чем мог мечтать? – она пронзительно взглянула на него, откинув волосы со лба. – А когда ты добиваешься чего-то, ты перестаешь об этом мечтать? Тебе это не нужно? В таком случае ты погубишь то, за чем ты уходишь, Лес. Ты погубишь единорога.

Он отчаянно замотал головой, как будто влетел в паутину.

– Нет, Герда, нет! Я уже не смогу ничего с этим поделать. Я уже с этим живу. Не могу даже думать о том, что будет, если меня заставят от этого отказаться. Но мне нужна свобода.

Герда нахмурилась:

– А если ты застрянешь между мечтой и свободой? А если рудники?

– Все равно, Герда – он с улыбкой посмотрел на неё, уже не осознавая ни своей боли, ни окружающего мира. – Я думал, что постарел, опустил руки и боюсь – боюсь снова жить в дороге, боюсь бежать отсюда. Боюсь учеников, которых ни во что не ставлю. Боюсь, что меня отправят на рудники неизвестно за что. А теперь мне кажется, что и рудники… И на рудниках тоже есть духи камня.

Она улыбнулась и посмотрела ему в глаза. Лес осекся на полуслове.

– Если в этом нет ненависти – медленно сказала Герда, тщательно разматывая нить, пока он вставал – если в этом нет ненависти, нет страха, нет злобы – то ты обретешь недостижимую цель. Но нет счастья…

Недослушав, он яростно кивнул ей и выбежал из дома.

Этой ночью бродить не пришлось. Посреди комнаты возникли серебристый всплеск, черная тень – и Лес, как подброшенный, сел на постели, заслонившись рукой.

В следующий миг тень пропала, проплыла, и луна до утра освещала маленького человечка, потерянно бродившего по комнате.

«Как солнце сжигает снег…»

…Он опять был в лесу. Дошло даже до ночевки под открытым небом – а ведь поклялся же! – и недоуменных взглядов наутро: что это за неуместный бродяга, у которого в волосах сухие листья? Кикимора набросала? Хотя некоторые смотрели на него с восторгом. Почти как в первый год работы, когда вместо уроков, бывало, рассказывал о своих приключениях. А потом понял, что больше не может.

Никогда не умел обращаться с детьми. И постарался стать скучнее скучного, раздражался и кричал ни за что, хотя легендам, ходившим о нем, это нисколько не повредило. Это злило еще больше.

Да и директор, неприятный человек, больше не звал выпить по рюмочке. Все мы знаем, кто у нас директор.

И ладно.

– …В чём?

– Что – в чём? Извините…

– Так в чём измеряется сила? (Боги, зачем уволился физик? Почему я не могу даже уволиться отсюда? Бывшая уборщица уже преподает младшим классом письменность… Словесника нет. Ненавижу заменять еще и физика) … Отвечайте, раз уж вышли к доске! Не стыдно?

– В… – Любимчик стушевался. Это было невероятно. Это было чудовищно. Не то, что он тут мнется, как шестиклассник. То, как парень старательно краснеет. То, как он старательно работает шутом. И то, как дурацки выглядит учитель, на минуту задумавшийся о…

Лес начал медленно закипать.

– Последний раз вас спрашиваю, молодой человек… – класс тихо захихикал. – В чём … измеряется… сила?

Очевидно, что-то в его голосе было не то. Потому что Любимчик, всегда чётко ловивший чужую интонацию, вдруг подтянулся и рявкнул, как солдат на плацу:

– Я на этот вопрос отвечать не буду!!!

Класс лёг от хохота. И через три секунды замер, мечтая укрыться под партами, потому что в кабинете первый раз за три года прогремел совершенно нешуточный рык:

– Смирно!!!