Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине - Владимир Фомичев Страница 6

Матери, встревоженной словами деда, что меня так рано научили читать, моё рвение к познанию, очень не нравилось. Она часто приводила пример, как один человек очень много читал и «зачитался»! Его водили в церковь, ставили на колени и читали над ним «святое писание». Тогда психиатры и психологи не имели такого распространения и влияния. Тем не менее, я, пользуясь школьной атрибутикой сестры, научился писать карандашом и чернилами, и писал, не в пример ей, без клякс и помарок. Учебник «Арифметики» я тоже выучил наизусть, знал: сколько куда вливается, выливается, сколько и чего привёз купец, сколько продал, за сколько….

Когда мать с сестрой терзались над какой-нибудь задачкой, я не выдерживал и подсказывал им ответ. Конечно, кому это понравится!

На редкость эта послевоенная деревня была многочисленна за счёт своего малолетнего населения. Её даже стали называть «малый Китай». Шофера боялись ездить через деревню. Как только слышался шум подъезжающей к деревне машины, так из каждой хаты выбегали весьма шустрые детки и с криком бросались на машину. Они цеплялись за всё, что попало, их трясло, болтало, но они только радостно повизгивали, когда их обдавало грязью из-под колёс. Проехав деревню, шофёр поддавал газу и прокатившиеся «на халяву» детки, горохом ссыпались с машины. Проехав ещё немного, шофёр останавливал машину и осматривал её, а когда убеждался, что никого не задавил, крестился или облегчённо матерился. Да, возлюбили дети не только вооружение, но и всякую технику вообще. А техники всякой, как гражданской, так и военной, было вокруг – не меряно. За сараями стояли подбитые немецкие грузовики и их потихоньку растаскивали, если кому что приглянулось, а в хозяйстве, как говорили: и пулемёт пригодится.

Не избежал и я влияния технического прогресса. Я убедился, что без машины в деревне делать нечего. Я ползал, лазил по останкам бывших немецких машин и понял, что в них нет ничего сложного, что я и сам сделаю себе машину, лишь только соберу нужные части от неё. И стал собирать. Конечно, утащить карданный вал мне было не под силу, но и тех деталей, которые я мог унести, было предостаточно. Вскоре, возле хаты под окном, в садике, собралась приличная куча всевозможных деталей от автомобилей, были детали и от сбитого самолёта, кабина которого валялась неподалеку, и где мы часто играли. Кто-то забирался в кабину самолёта, а остальные бросали в неё камни, разные железные предметы. От такого обстрела стоял такой неимоверный грохот, что пилот долго не выдерживал и начинал дико орать, чтобы перекричать шум разрывов зенитных снарядов, прося его выпустить из самолёта.

Таскал я части будущей «бибики» в подоле своей холщёвой рубашки, отчего она приобретала цвет тех же деталей, то есть, масляно-грязный. Мать возмущалась: только что утром надела чистую рубашку! На что я гордо отвечал: а где это ты видела чистого шофёра?

Однажды, мимо хаты, проезжала машина и, не успели малолетние аборигены её облепить, как она остановилась. Все сразу же отцепились и быстро отбежали на почтительное расстояние, так, на всякий случай. Но шофёр и не думал их карать. Он обошёл машину, постучал ногой по колёсам, хотя сразу было видно, что проколото заднее колесо. Шофёр, без видимых эмоций, принёс домкрат, поднял конец оси, отвинтил гайки и снял колесо. Запасные колёса в те времена, редко у кого имелись и хозяин машины, вытащив камеру, принялся её клеить, а любопытные окружили его, наблюдая за работой. Меня это не заинтересовало, так как я и сам клеил резиновые сапоги и галоши. Моё внимание привлекла кучка гаек от колеса. Я их быстро собрал в подол и побежал домой. Шофёр, тем временем, закончил ремонт, поставил колесо на место: а где же гайки? Ребята переглянулись и не найдя меня, повели шофёра к нашей хате.

– Это ты взял гайки? – полюбопытствовал он у меня. Я молчал. На этот шум вышла мать, и хозяин гаек объяснил ей ситуацию. Мать повернулась ко мне: – Если ты взял, то отдай. Человеку ехать надо… Я тут же принёс гайки, которые успел аккуратно, как бусы, нанизать на кусок телефонного провода. Шофёр приятно удивился такой аккуратности:

– Так зачем тебе понадобились гайки?

– Я машину буду делать.

– Ты машины любишь?

– А какой же шофёр без машины…

– Ах, вот в чём дело! Ты шофёром хочешь быть. Пойдём со мной: поможешь мне.

Я снимал с провода гайки, подавал их шофёру, и мы быстро закончили ремонт, после чего хозяин машины прокатил нас всех до околицы. Я ехал в кабине и даже несколько раз посигналил не расторопным курам.

Я сидел на крыльце, когда по дороге Шурик гнал быков на пастбище. Это занятие для него было, что для Тома Сойера – красить забор. Увидев меня, он обрадовался, что в моём лице может приобрести компаньона. Он был года на четыре старше меня, но выбирать было не из кого. Подозвав меня, он задрал подол своей холщёвой рубахи и показал мне мину.

– Пойдём со мной, рванём мину….

Соблазн был очень велик, и я без колебания согласился. Мы выгнали быков на небольшое поле, где молодая весенняя трава ярко зеленела под чистым синим небом. Быки разбрелись по полю и стали насыщаться, а мы занялись своим делом. Шурик нашёл небольшую кочку и положил мину так, чтобы хвостовик с капсюлем был приподнят. Собрали кучку маленьких камней, и стали бросать их в мину, стараясь попасть по капсюлю. В мину попадали часто, но туда, куда стремились, никак не удавалось. Разбросав очередную порцию камней, я стал собирать новую, а так, как вблизи камешков уже не было, то я отошёл подальше от места нашего занятия. Тут я увидел кучку молодого щавеля и улёгся, чтобы его «пощипать», не всё же быкам. Вдруг, меня подбросило! Я оглянулся: на фоне чёрно-серого куста из земли и дыма, виднелась изогнувшаяся фигура Шурика…. Для нас подобные взрывы не были в новинку, но чтобы так глупо пострадать! Этого ещё не хватало! Я подбежал к Шурику и поинтересовался, как дела. У него и были всего две раны: один небольшой осколок врезался в кость правой руки, а другой, смешно сказать, разрубил «крайнюю плоть» вдоль, а если бы поперёк, то произошло бы «обрезание». Рубашка и штаны были пробиты в этом месте и окровавились. Мы быстро спустились к берегу Днепра и замыли пятна крови. Шурик был немного испуган, но в основном смущён тем, что так «лопухнулся». Он попросил меня, чтобы я никому не рассказывал о взрыве и о его последствии и обещал мне за это дать фабричных крючков для рыбной ловли, что было очень ценным призом. Я и так никому бы не рассказал, мы умели держать язык за зубами, но презенту, не скрою, был очень рад.