Паршивка - Рафаэль Муссафир Страница 6

Есть же на свете нахальные люди, такие как Ортанс, которые пускаются во все тяжкие даже на исповеди, и все для того, чтобы понравиться кюре из своего прихода:

— Грехи — это непременная составляющая жизни, представь себе, Рашель. Если мне не в чем будет покаяться, отец Неак будет или разочарован, или примет меня за обманщицу, а я не могу позволить себе сердить его перед своим первым причастием, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Я спросила Ортанс, а как мне исповедаться в грехах, я же не католичка, она ответила, что, если я хочу покаяться, чтобы не попасть в ад, мне надо просто поговорить об этом с госпожой Бла-бла-бла, моим психологом для обездоленных детей. Ортанс высмеивает все на свете, и иногда меня это раздражает. Поэтому сегодня, войдя в кабинет госпожи Требла, я сказала:

— Здравствуйте, отец.

— Что, Рашель, извини?

— Здравствуйте, отец.

— Да что ты несешь, Рашель? С тобой все нормально?

— Простите меня, отец, я согрешила.

Госпожа Требла наверняка решила, что у меня в мозгу образовалась опухоль, потому что она стала белая, как листы моих контрольных работ. Везет все-таки католикам, они могут убить кого захотят, а потом запросто расскажут об этом господину кюре и в ад не попадут. И я, чтобы не попасть в ад, покаялась госпоже Требла в том, что каждую среду мы с Ортанс издеваемся над госпожой Коротколяжкиной, что мы нашли в телефонном справочнике номер ее телефона и теперь все время названиваем ей и спрашиваем, что же находится у нее между коротенькими ляжками, а поскольку она молча вешает трубку, мы решили терзать ее до тех пор, пока она не скажет нам в конце концов, что же находится между ее коротенькими ляжками.

Итак, мы набираем 309 19 64, госпожа Коротколяжкина отвечает «Алло, да», мы с Ортанс говорим «Алло, нет», потому что это круто, и бросаемся в бой. Мы спрашиваем, точно ли это госпожа Коротколяжкина, она отвечает, что да, мы ее с этим поздравляем и сообщаем, что ей звонит знаменитый радиоведущий. Мы говорим, что она, конечно, догадывается, о чем пойдет речь, она отвечает, что нет, мы заявляем, что это невозможно, чтобы ей было неизвестно, что РТЛ проводит широкомасштабный игровой конкурс и что миллионы французов хотят задать ей один вопрос. Тут она немножко смущается и извиняется, ей неизвестно, что вся Франция хочет ее о чем-то спросить, потом она интересуется, какой вопрос ей хотят задать и сколько она выиграет? «Сто миллиардов старых франков», — говорим мы. Тогда она отвечает, что сто миллиардов франков — это слишком большая сумма и она подозревает, что все это розыгрыш, мы клянемся, что нет, она заявляет, что готова и надеется правильно ответить на вопрос. Мы отвечаем: «А вот у нас такой уверенности нет, сударыня», — и начинаем: «Госпожа Коротколяжкина, можете ли вы нам сказать, что находится между вашими коротенькими ляжками?»

Здесь мы с Ортанс решаем, что госпожа Коротколяжкина повесила трубку для того, чтобы пойти посмотреть, что находится между ее коротенькими ляжками, мы даем ей четыре секунды и перезваниваем, она нам говорит, что, если мы хотим узнать, что находится между ее коротенькими ляжками, нам надо посмотреть у себя, там то же самое, и быстро вешает трубку, потому что ей, видимо, надо срочно закончить партию в бридж. После этого я опять перезваниваю и мужским голосом сообщаю, что я — капитан Кусто и пусть она не думает, что я настолько невежлив, что стану спрашивать, что находится между ее короткими ляжками, потому что на самом деле я хотел бы выяснить, что находится у нее между ее маленькими ножками. «Очень смешно, — отвечает она, — ну так вот, там то же самое, что и у вас, господин Кусто». Тут мы с Ортанс немножко удивляемся и говорим: «Что? Так вы господин Коротколяжкин?» — а она отвечает: «Нет, я госпожа Коротколяжкина, а что?» Мы говорим: «Ну, тогда, госпожа Коротколяжкина, вы должны знать, что между вашими коротенькими ляжками совсем не то, что у капитана Кусто». И вешаем трубку, потому что нам надоели старые дуры, которые, как говорит мой папа, вечно попадают пальцем в небо.