Чистилище. Книга 1. Вирус - Валентин Бадрак Страница 6

– Эй, там все в порядке? – донесся до Лантарова чей-то слегка обеспокоенный голос.

– Да это книга… – со вздохом объяснил Лантаров, его уже одолевала болезненная дремота.

Когда он очнулся, Шура невозмутимо лежал на кровати с прежней растяжкой и, водрузив книгу на груди, читал. Лицо его было таким светлым, озаренным необъяснимой полуулыбкой, будто он находился не в палате, а лежал на морском берегу фешенебельного курорта.

– Она случайно упала, я не смог поднять… – пояснил ему Лантаров.

– Да ничего, – улыбнулся Шура в ответ, слегка повернув голову, – что ей сделается. – А затем, пристально посмотрев, спросил:

– Не понравилась?

– Да что-то не очень… – попробовал объясниться Лантаров, но бородач опередил его.

– Действительно, специфическая книга, такие сейчас мало кто читает. Но очень толковая. Потом когда-нибудь осилишь, когда придешь в форму. У меня еще одна есть, захочешь полистать, скажи.

2

– Привет, старик, пришли вот на разведку, разогнать твою тоску, – с наигранной веселостью заявил вошедший в палату высокий парень, который после заготовленной фразы остановился у кровати Лантарова и тут же упрятал руки в карманы брюк. Вероятно, внутренний мир убойной палаты, как между собой говорили о ней медсестры, поубавил решимости посетителя. Он был в добротном, хорошо скроенном и, по всей видимости, дорогом костюме, поверх которого небрежно накинутый, заношенный бело-серый халат выглядел явно не на своем месте. Его немного вытянутое лицо с выдающимся вперед подбородком, полными, как у любвеобильных красоток, губами и крючковатым воинственным носом показалось Лантарову до боли знакомым. Когда гость повернул голову к товарищу, Лантаров увидел у него в правом ухе мужскую сережку в виде пугающего блеском скорпиона с брильянтовой точкой-глазом. Эта безделушка, да и тембр голоса, жесты, манерность – все указывало Лантарову на то, что он хорошо знал этого человека, но зловещее отсутствие воспоминаний его испугало. Вслед за первым гостем в палату проворно прошмыгнул еще один парень, заметно ниже ростом, совсем щуплый, в очках в золотой оправе, какие придают сходство с удачливым адвокатом или преуспевающим ассистентом известного хирурга. Так передвигаются люди, привыкшие поспевать за начальником, превращаясь в его вездесущую тень. Парень тоже кивнул, но без улыбки. Опасливо, словно это был аттракцион ужасов, он озирал палату и ее горемычных обитателей. И особенно задело Лантарова, как лицо этого парня непроизвольно вытянулось, когда его взгляд неожиданно уткнулся в выглядывающий из-под простыни металлический корсет вокруг пояса Кирилла. Второго парня Лантаров тоже где-то видел, но так же не помнил, где именно.

– Так, Артем, доставай, – дал знак первый, но вдруг решительно взял у него из рук пакет и сам стал по-хозяйски выкладывать на тумбочку провизию: цитрусовые, бананы, яблоки, соки и, наконец, пышный и пахучий, как экзотический цветок, ананас. Весь этот процесс сопровождался комментариями, за которым легко угадывалась неуверенность. Больничный халат, накинутый на плечи, был ему слишком мал, он походил на детскую распашонку и сковывал движения. Из-за этого гость то и дело раздраженным жестом оправлял его полу. Тот же, кого назвали Артемом, кажется, несколько оробел, потому что переминался с ноги на ногу, криво улыбаясь закрытым ртом и несколько настороженно косясь теперь на подвешенную растяжкой правую ногу соседа Лантарова. Медицинский халат укрывал его, как бурка, а он к тому же еще и придерживал его за полы изнутри, словно желая получше запахнуться. Было видно, что зрелище это вызывало у него неприятные ощущения.

В каждом движении гостей, в их суетливости и напряженности сквозила недосказанность, не ускользнувшая от Лантарова.

– Да-а, дружище, потрепало тебя… Но ты не переживай, жизнь всегда состоит из полос: белая – серая, белая – серая. У тебя, брат, немного посерело, а значит, что скоро наступит белая полоса. Вот так!

Гость старался говорить убедительно, но Лантаров снова почувствовал, что мысли его находятся далеко от палаты. Обращение «брат», оброненное фамильярно и несколько высокомерно, ничуть не приблизило его к разгадке личности заботливого посетителя. Напротив, обдало ветром отчужденности. Что-то того беспокоило, он хочет задать какой-то вопрос, но не решается. Оттого и дергается. Лантаров удивлялся остроте своего восприятия: он все понимал, всему мог дать оценку, замечал всяческие детали, но совершенно не мог общаться. Стараясь скрыть свое тревожное состояние, он счел необходимым помалкивать, отвечая тусклым, рассеянным, маловыразительным взглядом.

Вдруг высокий парень в костюме решительно пододвинул поближе к изголовью кровати Лантарова стул и уселся на него.

Парень приблизился к его лицу и тихо, чтобы не слышали соседи рядом, спросил тоном заговорщика:

– Кирюха, а вещи твои не знаешь где?

– Какие вещи? – Лантаров смешался, чувствуя приближение чего-то недоброго. Он лежал все так же неподвижно, отвечая слабым голосом, одними губами.

– Ну, документы, деньги, мобильник, часы… Может, чего помнишь?

«А ведь правда, – вспомнил Лантаров, – ведь все это было. Какое-то наваждение!» Он ровным счетом ничего не мог вспомнить и объяснить.

– Не знаю… – промычал он в ответ тихо и жалобно. В другом конце палаты кто-то громко, беспардонно закашлялся, как бы напоминая, что они вовсе не одни в этом печальном вместилище человеческой юдоли.

– Хреново! Врачи тут говорят, что тебя без ничего привезли… Да и над машиной твоей так поработали, что остался только лом. Все, что дышало, повыдергивали…

Лицо гостя изменилось, сделавшись злым, на нем проступили черты скрываемой до этого жестокости. Лантаров непроизвольно сжался, съежился. Затем лицо знакомого незнакомца опять приблизилось, и полные влажные губы тихо прогнусавили:

– Десять косарей пропало, Кирюха! А это, брат, очень хреново, потому что мы в убытке, нас заказчик прессует…

От этих слов во рту у Лантарова начало пылать, как в пустыне. Лица гостей стали расплываться. Он видел перед собой двусмысленное выражение лица этого человека, за оболочкой учтивости теперь легко можно было прочитать холодную безотлагательную требовательность и беспринципность матерого игрока. Это обескуражило Лантарова, но он был слишком раздавлен собственной слабостью, чтобы отыскать аргумент в свою защиту. «Ну, где же я видел этот нос?» – вертелось у него в голове, и уже начинался тот характерный неумолимый звон, после которого – он уже хорошо это знал – вот-вот возникнет бомбометание в мозг.

Между тем второму парню, кажется, тоже сделалось нехорошо. Он стоял рядом молчаливо, словно бледный паж. На его обескровленном впечатлениями лице с первой минуты пребывания в палате застыла откровенная гримаса брезгливости.

– Так ты в самом деле ничего не помнишь? – еще раз для верности уточнил гость.

Лантаров не ответил, только заморгал ему вместо ответа.