Игра в любовь - Ксения Духова Страница 6

Сестра замечательно печет пироги и варит варенье. Может, поэтому ей кажется, что смысл жизни – вкусно кормить мужа и жить летом на даче. У нас есть дача, куда мы выезжаем как тургеневские барышни, каждое лето. Едем и в этом году. Хотя в этом году совершено не до дачи. У сестры – диплом, несчастная любовь и лишние два килограмма из-за пирогов. У меня – школа, новые ролики, которые на даче не обкатаешь, и мамины планы взять меня в Италию. К счастью, мы с сестрой понимаем, что диплом все равно напишется, ее любовник от жены не уйдет, а мама в очередной раз уедет без меня.

Дача досталась нам от дедушки, хотя, правильней сказать – от бабушки. Но дело в том, что бабушка была нам не совсем бабушка, поэтому – все же – от дедушки. Когда дедушка овдовел, он долгое время жил на даче один, не возвращаясь в город. Но потом наступило лето, мы с сестрой затеяли грандиозный субботник, переставили мебель и привычно поменяли занавески. Странным образом наша суета дедушку взбодрила, вернула к жизни, а потом он вдруг женился. Поехал наш дедушка-профессор на конференцию в Ленинград и встретил там старушку в кружевных митенках и шляпке. И влюбился как трепетный студент.

Новая жена на даче читала в гамаке, к завтраку готовила сладкие гренки из батона и носила тяжелый литой браслет на левом запястье. Потом мы подружились, и она учила нас: ходить в юбках, правильному французскому прононсу, взгляду а-ля Грета Гарбо и курить с достоинством. С собой Вера Игнатьевна привезла из Ленинграда коллекцию старых немецких кукол, коробочку с обрывками кружев, три шляпные картонки и любовь к заветренному сыру. Она говорила нам, качаясь в гамаке:

– Девочки, не будьте банальными…

– Девочки, счастье надо придумывать, иначе оно будет скучным…

– Люди – это не все, что мы можем увидеть в этой жизни…

– Женщина должна обладать тонкими запястьями, даже если она моет полы в общественном туалете…

– Где-то в Белоруссии есть город Мир. Забавно было бы жить там и называть себя «гражданкой мира»…

Они прожили вместе четыре счастливых года, а потом умер дед, оставив жене все имущество. Мы с сестрой огорчились, ибо как нормальные практичные люди рассчитывали хотя бы на трехкомнатную квартиру. Через месяц умерла и Вера Игнатьевна, оставив завещание в нашу пользу. За этот месяц две разочарованные девочки навестили ее всего два раза, все еще переваривая последнюю дедову волю и прикидывая – сколько у старушки наследников. А она нас ждала. Ждала тем сильнее, что, как выяснилось на похоронах, никого из родственников у нее не осталось. Конечно, говорила мне потом сестра, глядя в сторону, мы бы обязательно ее потом навещали. Это просто после смерти деда у нас дел накопилось. Мы же нормальные люди – неужели бы мы бросили вдову нашего любимого дедушки? Да-да, – говорила я, – столько дел, а тут еще экзамены на носу. Мы бы летом все вместе поехали бы на дачу…

Но перед дачей мы, согласно завещанию, раздавали кукол, шляпки и кусочки кружев. На похороны приехали ее лучшие подруги. И оказалось, что не было никакой дворянской родословной, никаких фамильных сервизов и бабушки-эмигрантки. Как не было в жизни Веры Игнатьевны Парижа, Венеции, отточенных балетных движений и няни с Летним садом. А было рождение в лагерном бараке, амнистия для матери, война, ленинградская блокада, «Дорога жизни», изматывающий труд ради куска хлеба. И были вечерние курсы французского, без надежды побывать хоть когда-нибудь в Париже, жизнь впроголодь ради покупки очередной шляпки или кусочка антикварного кружева. Была потребность превратить свою жизнь в то, чем она могла бы быть, но не стала. А любовь к заветренному сыру оказалась не прихотью избалованной потомственной аристократки. Просто несколько лет дочь политзаключенной никуда, кроме как посудомойкой в ресторан, не брали. А после банкетов на тарелках оставался только такой сыр.

Мой дед знал абсолютно все о придуманном прошлом. Антикварный браслет, кстати, тоже был его подарком. И мы только теперь поняли значение его ироничных взглядов в нашу сторону, когда я и сестра небрежно рассказывали по телефону подругам о «дворянских корнях Веры Игнатьевны». Он смеялся над нашим недозрелым снобизмом, но две столичные девушки были победительно глупы и слышали только себя. А как они оба веселились, когда мы включили Веру Игнатьевну в наше генеалогическое древо! И я с гордостью носила его в школу, как и коллекционных кукол с потертыми саксонскими личиками. Вы же понимаете – происхождение – это очень, очень важно. Кровь, порода и все такое. Ну вы же понимаете?