mASIAfucker - Илья Стогов Страница 6

В блинной были вцементированные в пол столы с мраморными крышками. Боги заказали кофе с молоком и невкусные оладьи со сгущенкой. Люди в очереди понятия не имели, чье сияние заливает чумазую блинную.

Все пятнадцать минут, пока музыканты перекусывали, я молчал, а потом попробовал им сказать… открыл рот, но понял, что ВСЕ сказать не смогу… начал говорить, что скоро они уедут… но ведь так не должно быть!, это не должно кончаться… ТАКОЕ не кончается… силы тьмы не должны победить… после этого у меня окончательно сел голос.

Кто-то из музыкантов, дожевывая оладушку, пожал плечами:

— В чем проблема? Из Питера мы едем в Волгоград. Приезжай, поотжигаем.

Спустя три дня музыканты уехали. В «Юбилейный» ходить было незачем. Каждый день с утра я чистил гуталином ботинки и думал, где взять денег на билет до Волгограда.

6

Билет стоил 9 рублей 80 копеек. Туда и обратно — 19. 60. В крайнем случае, можно было купить билет только в один конец, а дальше что-нибудь придумать. Но даже на один конец все равно не было денег.

Я попробовал занять у родителей… потом попробовал занять у приятелей… потом решил попрошайничать на улицах… спустя неделю в активе имелся ровно 1 рубль 40 копеек.

Чтобы выяснить, как ходят поезда и вообще есть ли билеты, я сходил в кассы на Московском вокзале. Осенило меня на обратном пути, в тот момент, когда я протискивался через вокзальную толпу и коленками бился о чужие чемоданы. Носильщики помогают с транспортировкой багажа прибывающим пассажирам, но кто позаботится об отъезжающих?

Заняв позицию у метро «Площадь Восстания», я ждал, пока с эскалатора сойдет тетенька с одышкой и вся обвешанная тюками. Вслед за тетенькой я шел метров десять… до первого тетенькиного привала… после чего улыбался и объявлял таксу: пятьдесят копеек отсюда и до самого вагона. Тетеньки решали, что я ангел.

Цены были демпинговые. Если бы я был разоблачен носильщиками-профессионалами, то в лучшем случае мне бы сломали нос… впрочем, все обошлось. Через неделю я был готов к выезду.

За время таскания чужих чемоданов я сошелся с тусовщиком с Московского вокзала. Представляясь, тот внимательно глядел вам в глаза, а потом произносил: «Пингвин».

Я пытался рассказать Пингвину про «Браво»… про то, что видел, как будущее растет сквозь подошвы моих ботинок… по-моему, парень не понял. Однако сказал, что хотел бы поехать со мной. Деньги у него были, а еще он принес из дому половинку копченой курицы.

Одну ногу мы съели сразу, а то, что осталось, я завернул в салфетку и положил в карман плаща. Потом я шагнул внутрь вагона.

Петербург, носивший тогда имя Ленинград, остался за спиной. Вагон отправлялся в Волгоград, больше известный под девичьей фамилией Сталинград.

7

Главный минус далеких путешествий на поезде: ко второму дню езды ты обнаруживаешь, что абсолютно нечем заняться.

Москву мы объехали, не заезжая в сам город. Сосны Северо-Запада сменились елками Средней полосы. Один раз поезд остановился посреди чистой равнины. Я открыл дверь вагона и хотел спрыгнуть на землю, но тут поезд опять тронулся. К вечеру второго дня я стал высматривать в окне великую русско-татарскую реку Волгу, но так и не высмотрел.

Беседовать с Пингвином было не о чем. В твистерском плаще, остроносых ботинках и с зонтом-тростью в руке я бродил по вагону. Зонтом я гордился почти так же, как ботинками. На его деревянной ручке была вырезана львиная морда. Добрая проводница спросила, обедал ли я и зачем я хожу с зонтиком, ведь в вагоне не бывает дождя.

Я съел проводницыны бутерброды, а по поводу зонта сказал, что тут она права… зонтик злобный… в смысле, модный, гармонирующий с моим имиджем… для тех лет это был вполне нормальный сленг.

Чем ближе к Волгограду, тем чаще начали меняться пассажиры в вагоне. Прокуренные мужчины с бакенбардами в пол-лица. Тетки в пуховых платках, узлом завязанных поверх пальто. Это были жители моей страны — страны, которую я совсем не знал.

Названия городков звучали как припев народной песни. Один раз в вагоне оказался парень приблизительно моего возраста. Мы с Пингвином съели его хлеб и холодные вареные яйца.

— Ты откуда?

— Я-то? Из Незавертайловки. Солнечногорского района. Слышали, наверное?

— Весело у вас там… в вашем районе?

— А чего? Весело.

— Как веселитесь?

— Да по-разному.

— Знаешь группу «Браво»?

— Не-а.

— Ты рок-н-ролл-то вообще слушаешь?

— Не-а.

— Что так? Не нравится?

— Я вообще-то на электрика учусь.

— Понятно.

За окном мелькали деревни, но чаще — дремучие леса.

— А панки у вас в городе есть?

— Да у нас не город. Поселок городского типа.

— А типа панки у вас в поселке типа есть?

— Не-а.

— Ни одного панка на весь район?

— Я ж говорю: я на электрика учусь.

— Металлисты? Хиппи? Хоть кто-нибудь есть?

— Не-а.

— Вообще никого нет?

— Раньше у нас гунявые были.

— Иди ты!

— Рожи себе красили. Как группа «Kiss».

— Во! А ты говоришь никого нет! Как называются? Гунявые? А почему «были»?

— Так посадили их.

— За что?

— Я ж говорю: рожи красили. Как группа «Kiss».

Мы с Пингвином, ошалев, отсели. Провинция, по направлению к которой ехал поезд, начинала пугать издалека.

На центральный вокзал Волгограда поезд прибывал рано утром. Я рассчитывал, что проводница разбудит нас заранее. Когда я проснулся, поезд уже стоял. Последние пассажиры маленькими шагами выходили на перрон. Я толкнул Пингвина, вскочил на ноги, хотел выйти вслед за пассажирами… Путь мне преградили сразу три офицера милиции.

Как выяснилось, еще накануне вечером по рации из головного электровоза милая женщина-проводница передала в Волгоград, чтобы нас встретили. И теперь все было по полной программе. Четверо офицеров блокировали выходы. Трое стояли с задней стороны вагона, на случай если мы попробуем прыгать в окна. Внутрь их зашла целая толпа… может быть, десять человек.

Нам было велено собрать все свои вещи. Один офицер наручником пристегнул к себе Пингвина, а второй — меня. В кольце милиции мы все вместе прошагали в привокзальное отделение.

Ни мне, ни Пингвину шестнадцати лет еще не исполнилось. Так что до полудня мы сидели в пикете, а потом подтянулись инспектора по делам несовершеннолетних и нас начали водить на допросы.

Пингвина увели первого. Вернулся он растрепанный. Сел на нары, закрыл лицо локтем и заплакал.