Рассказы о любви - Людмила Петрушевская Страница 6

Глаза взрослых стоят неподвижно, люди застывают, не в силах поверить в это совершенство и в такую судьбу.

Вот она сидит — нежная, сияющая улыбка вспыхивает ямочкой на щеке — и само это совершенство спрашивает: «Маньтя, — (то есть мама) — где Мулява?»

Тетки дружно кричат, что никакие красавицы кино не сравнятся с Кунькой.

Теперь тот, кого она зовет «Мулява».

Мулява бродит по дому. Муляве не хочется ничего, он преодолевает себя. Глаза его не вспыхивают, нет. Тусклый цвет, полуживой взгляд. Потрепанный вид, несвежий нос, чуточку обрюзгшие щеки. Как бы сам себя стесняется. А он, между прочим, великий юный скрипач, пять международных премий, вундеркинд и сам сын вундеркинда.

Теперь история отца: его отец с детства не знал трудностей, играл знаменитый концерт Паганини спокойно, вырос красавцем, лукавым божком любви, пришел в консерваторию, а там обычная шутка: а кто же в консерватории не живет с мальчиками (вопрос) — а только женщины (ответ), но одна нашлась: не мать ему и не жена, а спасла его из рук другого виртуоза, взяла и вырастила из вундеркинда мужчину-скрипача, знаменитость, хотя и не великого ранга (каким был тот, великий, кто хотел его взять в постель и в ученики). Тот великий был одновременно великий грешник и вымаливал у Бога прощение, выпевая смычком молитвы, каждый раз вроде проклинал искусителя, искал спасения, рассказывал своими небольшими руками о горестях и глубине падения, о неразрешимости вопроса. Ты ли меня таким создал и покинул, Ты ли?

Этот, юный бог любви, грешил с бабами, искатель все новых ощущений. И в объятиях держал скрипку легко — в отличие от своего воздыхателя, который неутомимо спрашивал Создателя даже в самой простой вещи и не находил ответа, тяжело вопрошал, медлил возносясь и падал вниз каждым движением смычка. А тот, новенький, все забывался и возносился фонтанчиком легкой радости, в силу чего не особенно преуспел.

Но вот учитель из юного божка получился классный, он муштровал свое ясноглазое дитя с его почти пеленок (когда выпадало время между гастролями) и выучил, воспитал из него почти что нового тяжкого гения. Мулява, сын вундеркинда, играл с великими трудами. Простейшая вещь раздирала у него легкие. Руки бились в судорогах, иногда застывали до окаменения, до реальных спазмов, которые можно было снять только уколами.

То ли от того, что отец все время уезжал, затем вообще не вернулся, то ли все-таки грозная тень гения, несостоявшегося мужа и любовника отца, простерлась над ребенком от посторонней девушки — но дело было сделано.

Получив все возможные премии в детстве и отрочестве, мальчик перестал играть на самом пике славы.

И теперь невеста без места, вроде бы выпускница университета (впереди еще три года, если будет заплачено), и такой же безденежный жених, вступивший на путь преподавания (это тоже дорожка не хуже других), соединив свои судьбы, как будут пробиваться?

Вопрос хора к судьбе прервался — вдруг невеста по звонку, взявши трубку, растерялась, быстро поблагодарила и закончила разговор.

Хору было сказано: это звонил ее прежний любимый.

Результат: вдруг жених ушел опять, исчез. Почему: вдруг гостям всхотелось, чтобы музыкант им сыграл. Кунька же зачем-то похвасталась, что он и на рояле может как профессионал.

В гостиной действительно стоит рояль, но Мулява брезгливо обошел его за полтора метра по периметру и был таков.

Реплика в сторону свадебных теток: сейчас они придут, танцуйте! Живите своим кружком!

Хозяин дома, отчим Куньки, вдруг провозглашает, вещает прямым текстом: «Занавес закрывается, зрителей тошнит!»

Он переводчик и только что перевел эту пьесу, которую никто ему не оплатит, никакие зрители тут этого не вынесут. Он переводил, чтобы не сидеть без дела. А так они все живут на пособие по безработице.

Но тут зрители жадно смотрят, как печальны возвращенные к ним жених и невеста, как одиноки они в этом кружке потертых — но другого кружка родителям не собрать.

Молодые уже явно дичатся, таращатся, обижены этим пожилым русским сбродом, который почему-то явился на их свадьбу, — но если посмотреть, кто бы пришел, когда бы звали гостей они, новобрачные?

О. Это было бы нечто, этого данный дом бы не вынес.

Ведь каковы настоящие друзья молодых, кто их подлинный кружок? Это молодые деточки, свежие и близкие по духу жениху и особенно невесте, те, с кем хожено было в детский сад на далекой родине. Билингвы. Виртуозы многих языков, выросшие на удобрениях, каковыми стали приехавшие на чужбину их родители. Теперь-то этих детей, второе поколение, разбросало по всему миру, но они всегда начеку, всё знают обо всех и полны догадок, иронических домыслов, насмешливых реплик по поводу этой свадьбы, грозных предсказаний по телефону, и если предположить их присутствие, оно будет издевательски пьяным, панибратским и ухарским, давно бы облевали все постели, давно бы тут была полиция! Насмешка царь этих свадеб, и много гадких слов бы услышали двое молодых, да, эти так называемые дружки и подружки чем отличаются?

А вот чем (прекрасно знают свадебные тетки): они беспощадно крушат и разворовывают чужое счастье, ловят на приманку быстрого греха, уводят, заделывают детишек и бросают жен (как нас), им всё известно, все чужие сожительства, ошибки, все грехи, слабости, ущербы, коли они есть или будут у Куньки и у Мулявы, но уж эти-то воображаемые молодые гости назвали бы свадьбу ее настоящим именем.

Крушение, вот что это такое. Свадьба Анны Карениной и паровоза, вот что. И кто тут в какой роли, неясно.

Поэтому так мается Кунька, так ищет своего Муляву, целует его легкими поцелуями, жалеет и прижимает к себе, ибо уже родилось в ней материнство и пока что кружится над потерянной душой Мулявы. А Мулява безутешен, прижимается, ищет спасения, пытается радоваться, его благородное лицо меркнет, гаснет, растворяется в сумерках (гости танцуют на лужайке), горят свечи, а рядом небывалая красавица в простеньком розовом платье без украшений, она как принцесса, белые цветы на волосах, фата над плечами как крылья, и целует Мулявины бессильные руки, прося его начать жить.