Сводя счеты - Вуди Аллен Страница 6

Я перелистывал журнал, ожидая, когда Йозеф К., мой бигль, появится после обычного своего пятидесятиминутного вторничного визита к ветеринару юнговского толка: беря по пятидесяти долларов за сеанс, ветеринар отважно внушает ему, что наличие крепких челюстей вовсе не является помехой для достижения успеха в обществе, — так вот, перелистывая журнал, я наткнулся внизу страницы на сообщение, которое буквально загипнотизировало меня, словно банковское извещение о переборе с текущего счета. Внешне оно выглядело, как заурядный заголовок, предваряющий разного рода дребедень, поставляемую информационными агентствами, что-то вроде “Гистограммы!” или “Спорим, вы об этом не знаете”, однако глубина его содержания оглушила меня примерно так же, как оглушают первые такты Девятой симфонии Бетховена. “Сэндвич, — говорилось в нем, — изобретен графом Сэндвичем”. Ошеломленный этой новостью, я перечитал сообщение несколько раз и против воли своей содрогнулся. В мозгу моем взвихрились мысли о непостижимых устремлениях и надеждах, о неисчислимых препонах, встававших, надо полагать, на пути создателя первого подлинного бутерброда. Взгляд мой, прикованный к мреющим в окне небоскребам, застлала слеза, меня осенило ощущение вечности, преклонение перед Человеком, перед местом, которое он ухитрился занять во Вселенной. Человеком Изобретающим! Перед моим внутренним взором закружились записные книжки да Винчи — бесстрашные кроки наивысших устремлений рода человеческого. Я размышлял об Аристотеле, Данте, Шекспире. О “Первом фолио”. О Ньютоне. О “Мессии” Генделя. О Моне. Об импрессионизме. Об Эдисоне. О кубизме. О Стравинском. Об Е=тс2…

Лелея в сознании мысленный образ первого сэндвича, который покоится ныне в особом саркофаге, установленном в Британском музее, я потратил следующие три месяца на составление краткой биографии великого творца, Его Касательства Графа.

Несмотря на то, что познания мои в истории оставляют желать лучшего, а способность к романическому изложению не превышает среднего уровня рядового торчка, я, как мне кажется, все-таки смог уловить хотя бы самые важные черты личности непревзойденного гения и потому надеюсь, что мои разрозненные заметки вдохновят настоящего историка, который воспользуется ими в качестве отправной точки.

1718. Рождается в семье, принадлежащей к высшим слоям общества. Отец новорожденного как раз в это время получает пост верховного кузнеца при дворе Его величества Короля, — честь, переполнявшая душу отца восторгом в течение нескольких лет, по прошествии коих он обнаруживает, что его считают заурядным молотобойцем, и, исполнившись горьких чувств, подает в отставку. Мать графа простая Hausfrau немецких кровей, чье не отмеченное сколько-нибудь яркими свершениями меню не выходит обычно за пределы топленого свиного сала и овсяной размазни. Впрочем, проявляемое ею по временам умение приготовить сбитые сливки с вином обнаруживает в этой женщине признаки кулинарного воображения.

1725–1735. Посещает школу, в которой его обучают верховой езде и латыни. Здесь он впервые знакомится с холодной отварной говядиной и проявляет выходящий за рамки обычного интерес к нарезанным тонкими ломтиками ростбифу и ветчине. По окончании школы интерес этот приобретает черты отчасти маниакальные, но хотя написанная им статья “Анализ холодных закусок, а также феноменов, сопутствующих поглощению оных” и привлекает внимание ученого мира, однокашники продолжают относиться к нему как к эксцентричному недоумку.

1736. Исполняя волю отца, поступает в Кембридж, дабы изучать риторику и метафизику, однако не проявляет особой тяги ни к той, ни к другой. Постоянно выказывает неприятие академической науки, а это приводит к тому, что его обвиняют в краже нескольких батонов и в проведении над оными противоестественных опытов. Обвинения в ереси влекут за собой изгнание из университета.

1738. Лишенный наследства, отправляется в Скандинавские страны, где отдает три года напряженному изучению сыров. Большое впечатление производит на него также разнообразие сардин, с которыми ему приходится сталкиваться в повседневной жизни. В его записной книжке той поры читаем: “Я убежден, помимо всего, что уже успело познать человечество, существует еще вечносущая реальность, образуемая наслоениями различных продуктов питания. Простота, простота — вот ключ ко всему!” Возвратившись в Англию, знакомится с Адой Малкалибри, дочерью зеленщика, и вступает с нею в брачный союз. Этой женщине предстоит научить графа всему, что он когда-либо знал о латуке.

1741. Живя в деревне на небольшое наследство, он день и ночь трудится, порой экономя на еде, чтобы купить продукты питания. Первая из завершенных им работ — ломтик хлеба, на нем другой ломтик хлеба, а поверх обоих ломтик индейки — терпит жестокий провал. Горько разочарованный, он запирается в своем кабинете и начинает все заново.

1745. После четырех лет самозабвенного труда осознает, что стоит на пороге успеха. Представляет узкому кругу равных ему созидателей свое новое творение: два ломтика индейки с ломтиком хлеба между ними. Творение это также остается непризнанным — один лишь Дэвид Юм, ощутивший в нем предвестие чего-то неизмеримо великого ободряет изобретателя. Воодушевленный дружбой философа, он с обновленной энергией приступает к работе.