Грезы о Вавилоне - Ричард Бротиган Страница 6

Колченога, своего друга из морга, я нашел в комнате для вскрытия — он сидел и таращился на мертвые груди дамского трупа, лежавшего на каменном столе. Очевидно, дама ждала своего индивидуального вскрытия. На этом свете можно получить только одно.

Колченог совершенно ушел в разглядывание ее сисек.

Женщина была симпатичная, но мертвая.

— Ты не слишком для этого старый? — спросил я.

— О «Сыщ», — сказал Колченог. — Ты еще не подох с голоду? Я все жду, когда привезут твой труп.

Колченог всегда называл меня «Сыщ». Сокращение от частного сыщика.

— Мне фартит, — сказал я. — Я раздобыл себе клиента.

— Это смешно, — сказал Колченог. — Я читал сегодня утром газету и как-то не заметил новостей о том, что из местных дурдомов кто-нибудь сбежал. Почему тебя выбрали? В Сан-Франциско и настоящие детективы есть. Список — в телефонной книге.

Я посмотрел на Колченога, потом — на труп молодой женщины. При жизни она была очень красива. А мертвая — выглядела как мертвая.

— Мне кажется, если б я зашел на несколько минут позже, ты бы уже дрючил свою подружку, — сказал я. — Тебе живых бы попробовать. При ебле не простудишься.

Колченог улыбнулся, продолжая любоваться мертвой девкой.

— Идеальное тело, — вздохнул он. — Один недостаток — пятидюймовая дыра в спине. В нее кто-то воткнул ножик для вскрытия писем. Какая жалость.

— Ее закололи ножом для вскрытия писем? — спросил я. В голове блямкнул колокольчик, и я не понял откуда. Но что-то знакомое.

— Ага, она была ночной бабочкой. Ее нашли в парадном. Такой талант — и впустую.

— Ты когда-нибудь лежал в постели с живой женщиной? — спросил я. — Что бы подумала твоя мама, узнай она, что ты вот таким занимаешься?

— Моя мама не думает. Она до сих пор живет с моим папой. Чего ты хочешь, «Сыщ»? Ты же знаешь, кредит тебе не откроют, но, если негде спать, внизу, в холодной кладовой, ждет пустой лоток, или же я могу тебе прямо здесь одеяльце подоткнуть.

И он качнул головой на довольно зловещий встроенный морозильник, где хватило бы места четырем трупам.

Большинство тел хранилось внизу, в «холодной кладовой», а несколько особых держали в комнате для вскрытия.

— Спасибо, только не хочется, чтобы на меня какие-нибудь извращенцы таращились, пока я сплю.

— Тогда, может, кофе? — спросил Колченог.

— Конечно, — ответил я.

Мы подошли к его столу в углу комнаты для вскрытия. На столе у Колченога была плитка. Мы налили себе кофе и сели.

— Ладно, «Сыщ», колись. Ты же не для того зашел, чтобы вернуть мне пятьдесят баксов, которые занимал. Правильно? Правильно, — сам себе ответил он.

Я отхлебнул кофе. На вкус — такой, точно Колченог нацедил его из задницы одного из своих друзей-покойников. Я хотел ему сказать об этом, но передумал.

— Мне нужны патроны, — сказал я.

— Ох, батюшки, — сказал Колченог. — Повтори-ка?

— У меня теперь есть дело, клиент, наличка, но работа требует, чтобы я был при стволе.

— Ты ходишь с пистолетом? — спросил он. — Разве это не опасно?

— Я был на войне, — ответил я. — Я был солдатом. Меня ранили. Я герой.

— Фигня! Ты дрался за этих задрочек-коммунистов в Испании, и тебе прострелили задницу. И поделом. Как тебя подстрелили в задницу?

Я вернул разговор в прежнее русло. Не могу же я весь день пререкаться с этим клоуном.

— Мне нужно шесть патронов, — сказал я. — Мой револьвер пуст. Не думаю, чтобы моему клиенту захотелось нанимать частного детектива, таскающего с собой пустой револьвер. Ты разве не держишь тут револьвер на случай, если жмурики встанут и давай гоняться за тобой с топорами?

— Не так громко, — заозирался Колченог, хотя в комнате больше никого не было. Очень серьезно он воспринял совет сержанта Катка — не рассказывать людям о том происшествии с маньяком и его топором. Я один из немногих, кому он рассказал. Мы были довольно близкими друзьями, пока я не начал занимать у него деньги и не перестал отдавать. Друзьями мы остались, но ему хотелось свои деньги назад, поэтому между нами выросла как бы такая невысокая стенка. Несерьезная, но есть.