Жалитвослов - Валерий Вотрин Страница 6

Но не успел он приняться за работу, как вновь позвали его снизу. Буффальмакко, разъяренный, раскрыл было рот, чтобы обругать дурня Каландрино как следует, ослиной башкой, и дубиной стоеросовой, и олухом царя небесного, и еще по-разному, как вдруг увидел, что внизу стоит человек в одежде чиновника Синьории и зовет его спуститься.

«Допрыгался, — думал он, спускаясь вниз. — Что мы, видно, этакое отмочили, что присылают за мной из самой Синьории. А чего особенного? Ну, напугали того скареда-торговца Фачо до смерти, одевшись привидениями. Пускай цены втридорога не взвинчивает. Но это ведь не повод, чтобы посылать ко мне человека из Синьории.»

А чиновник только осведомился:

— Маэстро Буонамико ди Кристофано?

— Я самый, — хмуро отвечал Буффальмакко, вертя в руках кисть (кой черт ее наверху не оставил!)

— Пришла весть из Пизы, от советника Синьории мессера Джанпьетро Альберичи. Тебя ждут там, живописец.

— Ждут в Пизе? Это зачем?

Чиновник улыбнулся. Один глаз у него был слегка прищурен, что создавало впечатление, будто он о чем-то сговаривается с Буффальмакко.

— Тебе поручено расписывать Кампосанто вместе с маэстро Франческо Траини. Он назвал тебя в числе лучших живописцев Флоренции и всячески рекомендовал пизанской Синьории.

Расписывать Кампосанто! Буффальмакко был поражен. Кампосанто, это священное кладбище на горсти святой земли из Палестины, с места казни Господа нашего!

Чиновник, наблюдая за ним, еще больше прищурился.

— Будешь в Пизе — не забывай про Флоренцию, живописец, — со значением произнес он. Тут только взгляд его остановился на фреске. С минуту он рассматривал ее, потом засмеялся.

— И откуда ты их берешь таких-то, маэстро? — спросил он, направляясь на выход.

— Они сами ко мне приходят, — крикнул ему в спину Буффальмакко. Но чиновник не оглянулся и вышел из церкви.

Постояв, Буффальмакко полез обратно на леса. Расписывать Кампосанто! Поди, работы невпроворот. Но и деньги сейчас нужны — других заказов у него пока не было. Видно, Траини не справляется сам, раз зовет его. Уже два года трудится Траини в Кампосанто, закончил Страшный суд, и говорят, что получилось у него хорошо. Но Синьория торопит, сам граф Бонифацио приезжал смотреть на его работу, и вот Траини посылает за ним. Да, видно, не справляется. И физиономия этого Франческо Траини встала перед его глазами. Годами-то он младше, но больно серьезный. Вместе обучались они у Андреа Тафи, вместе жили в старом тесном доме на углу Виа дель Кокомеро, вот откуда знает он этого Франческо Траини, который никогда не улыбался. Что же, поглядим, зачем я ему понадобился.

Собачка была совсем готова. Она была как живая, коричневая собачка мадонны, она играла и вертелась в погоне за своим хвостом в саду Эдемском.

Дорога шла сначала по берегу Арно, а потом свернула в сторону и зазмеилась по холмам, меж виноградников и оливковых рощиц. Май стоял в воздухе, вся округа звенела от пения птиц. Мимо приветливых деревень, по холмам, звенящим от птичьего пения, ехал в Пизу Буонамико ди Кристофано, по прозванию Буффальмакко, живописец флорентийский, на зов мессера Джанпьетро Альберичи, советника Синьории.

Вчера у старого Симони он улучил момент и сообщил о том, что его вызывают в Пизу — расписывать Кампосанто. И с каким видом еще сообщил — подбоченившись, важно. За столом замолчали. Первым захохотал Бруно, потом этот маляр Бокка, потом дурень Каландрино, а вслед за ними хохотала вся таверна, даже старый астматик Симони, и тот хохотал, задыхаясь от кашля. И только он сам растерянно молчал, осознав, что пал жертвой собственной репутации. Ну кто поверит человеку, чьи розыгрыши известны всей Италии? В последнее время что он ни скажет — все вокруг мрут со смеха. Все, что ни сделает — становится пищей для баек и россказней. А теперь вызывает его кто? — Пизанский советник Альберичи! И зачем? — Расписывать Кампосанто! Это когда в Пизе своих живописцев вдоволь, хоть Арно ими пруди. Бруно просто себе глотку надорвал от хохота, пока Буффальмакко с досады не дал ему винной кружкой по лбу. Теперь будут рассказывать как очередной анекдот: «Как-то раз надумал наш Буффальмакко, ну вы его все знаете, облапошить своих друзей, Бруно с Каландрино, таких же забавников, как и он, и с этой целью рассказал в таверне старого Симони, что его вызвали в Пизу расписывать Кампосанто. А сам в это время…».

Ну да, а сам наутро, прихватив коробку с красками, сел в седло и отправился в Пизу. Расписывать Кампосанто. На зов советника Синьории Альберичи. А ты, дурак Бруно, хоть лопни со смеху. И ты, Каландрино, ослиная голова, тоже.

Начинало вечереть, когда впереди показались стены и башни Пизы. Звонили к вечерне — под звон колоколов въехал Буффальмакко в город. У здания Синьории спешился и в чем был, покрытый дорожной пылью, вошел внутрь.

В большом зале заседаний Совета было двое. Уже смеркалось, зажгли светильники, и лицо первого, перебирающего на столе бумаги, было видно хорошо, тогда как второй, сидящий в кресле, совсем ушел в тень, была видна только рука с дорогими перстнями. Мессер Альберичи, грузный, немолодой, седобородый, в расшитой золотом куртке, в длинном пурпурном плаще, поднял глаза от бумаг и увидел Буффальмакко. Густые брови его нахмурились, но тут же он вспомнил.

— Подойди, — коротко сказал он, и вслед за этим раздалось:

— Флорентиец.

Буффальмакко приблизился к столу и увидел, что из глубокого кресла смотрит на него неподвижными, глубоко посаженными глазами коротковолосый широколицый человек, одетый в черное, с золотой цепью на груди. Это он произнес второе слово, он назвал его флорентийцем, и Буффальмакко узнал его: то был Бонифацио делла Герардеска, кондотьер и полновластный государь Пизы, потомок страшного Уголино, которого, по слухам, пизанцы уморили голодом в башне вместе со всем семейством. Бонифацио, сын графа Герардо, восстановившего в городе власть рода делла Герардеска после того, как ненавистный Уггучоне делла Фаджиуола, победитель при Монтекатини, был изгнан восставшими горожанами. Буффальмакко узнал его, а правитель города смотрел на него неподвижно и будто не видел.

— Ты пишешь фрески, флорентиец, пишешь хорошо, — проговорил он негромко, словно не к нему обращаясь. — Так про тебя говорят.

Буффальмакко молчал. Его вызвал в Пизу не Альберичи, — отпрыск Уголино вызвал его расписывать Кампосанто.

— Говорят также, что работаешь ты быстро, — продолжал негромкий голос Бонифацио, — так быстро и хорошо, что многие приглашают тебя. И другое я слышал о тебе — множество историй, некоторые довольно смешные.

Буффальмакко поднял голову, но даже намека на улыбку не было в неподвижных глазах пизанского властителя.

— Люди болтают, — сказал Буффальмакко наконец.

— А вот у нас нет хороших живописцев, — словно бы не услышав его, продолжал Бонифацио. — И нужно приглашать флорентийцев, чтобы сделать что-то стоящее. Так, Альберичи?

Тот молча склонил голову.