Павел II. В 3 книгах. Книга 3. Пригоршня власти - Евгений Витковский Страница 6

Особняк нуждался в ремонте: простой дом позапрошлого века, то ли еще старше. Вообще-то не очень Софья в этой архитектурной фигне разбиралась, да и не пыталась разобраться, императоры не обязаны. Поднимаясь по стертым ступенькам, Софья почему-то вспомнила аргументы Вроблевского в пользу Дома Старших Романовых: американец, идя «от противного», утверждал, что лишь прямые потомки Петра Первого Великого по мужской линии могли бы считаться более законными, — скажем, если бы имелись потомки его внука, Петра Второго Алексеевича, — нежели потомки его старшей дочери, Романовы-Голштинские, старшинство мужской линии у которых не нарушалось никогда. «Не выискались бы еще эти самые потомки внука», — подумала Софья, убедила себя, что никогда не выищутся, и вошла в услужливо приотворенную черным человеком тяжелую дверь. Негр тихо предупредил ее, что до окончания доклада ей лучше посидеть в первом ряду.

— Какой такой доклад? — удивилась Софья.

— Феминизм как смысл и сущность идеи феминизма. Наденьте наушники, там найдете переключатель синхронного перевода, повернете до упора, услышите все по-русски.

Софья обозрела зал и тихо обомлела. Насколько виделось в неярком свете из-под потолка, все кресла были заполнены активистами феминистского движения. И все эти активисты, кажется, без исключения были мужчинами. Ближе всех сидела группа в пять-шесть сухих старичков с бородками «под Ленина» и усами «под д'Артаньяна»; все они жадно впивали ушами то, что лилось в их лысые головы из наушников. С другой стороны прохода сидела другая группа старичков, еще более ветхих, но безбородых, они тоже слушали. Куда ни глянь, везде были одни мужики, а с трибуны речь неслась громкая, английская, — все это было неуютно, чуждо Софье. Она солдатскими шагами ушла в первый ряд и громко села на единственное пустое кресло. Напялила наушники, русский язык в них был уже подан, голос в них звучал мужской, негритянский, вроде как у Элвиса Пресли, хотя тот вроде бы белый был и русского не знал, Софья точно не помнила. А на трибуне стояла пожилая, подтянутая женщина — неужели это и была великая княгиня Александра Михайловна?

— … Дневной заработок женщины-грузчика все еще не достиг уровня дневного заработка грузчика-мужчины ни в Бирмингеме, ни в Глазго, не говоря уже о позорных случаях на Ист-Энде, о которых я уже рассказал… Мало этого. Женщины-докеры в Ливерпуле, приготовившись к забастовке, вовсе не уверены сегодня, что их поддержат докеры-мужчины, по вине их жен, преступно изменивших делу феминизма! Женщины, стоящие ныне во главе только восьми правительств, завтра будут стоять во главе тридцати девяти, но не позорно ли, что и об этом мы все еще должны узнавать от предиктора-мужчины, пользующегося налоговыми льготами в своем государстве! А, — спросим мы, — каковы налоговые льготы, установленные британским правительством для предиктора-женщины? Могут мне возразить, что их в Британии нет, но кто поручится, что завтра в одной лишь Англии, не говоря о Шотландии и Ольстере, не появятся сотни миллионов женщин-предикторов, преданных идее феминизма? Но и среди самих женщин есть случаи безответственного поведения. Вот что сообщает владелец фирмы «Розовый треугольник» в том же Ливерпуле: спрос на противозачаточные средства среди транссексуалок поднялся в одну целую и три десятых раза. Может быть, это и свидетельствует о росте сознательности среди женщин, борющихся за равноправие, — ибо среди транссексуалов, по нашим данным, наблюдается аналогичный рост спроса, — но не используются ли эти средства на стороне, в целях личной наживы? Мы не знаем. Однако факт недопущения женщин в мужской туалет, запрет на пользование писсуаром — это ли не…

Софья сняла наушники. В мужской туалет ее ничто не влекло. Взор докладчицы пылал, но говорила она по-английски, и сейчас Софья была рада тому, что языка почти не знает, и вообще не вполне была претендентка на престол уверена, что русская императрица должна быть предана идеям именно феминизма. От гнета мужского ига, то есть от мужской тяжести, она не особенно жаждала освобождаться: сорок-пятьдесят килограммов восточной плоти — вовсе не тяжесть. Если мужчина хорошо отдрессирован и умеет в нужный момент исчезать, то чего с ним бороться? Надоест — поменять. И всего-то. Всего-то…

Очнулась немного задремавшая Софья оттого, что зал взорвался аплодисментами. Раскрасневшаяся докладчица держала над головой сцепленные руки и поворачивалась туда-сюда, благодаря слушателей. Зал аплодировал стоя, но Софья, двинув для приличия в ладоши раз-другой, вставать не думала, не императорское это дело. Докладчица что-то выкрикнула, указала на Софью. Зал вновь зааплодировал. Софья поняла: это ей лично. Кивнула. Зал зашаркал ногами, — видимо, официальная часть кончилась. Пожилая докладчица ринулась с трибуны к Софье и заключила ее в объятия.

— Возлюбленная дочь и сестра, — проворковала тетушка с таким отвратительным английским «р», что у Софьи уши заболели, — какое счастье, что ты тоже поступила так феминистически, так трогательно! — тетушка взасос впилась Софье в подбородок, то есть в то место, до которого ей позволял дотянуться рост, потом подхватила ее под руку и потащила куда-то. Софья убедилась, что возле другого локтя находится верный Унион, и пошла без сопротивления. Привели ее в помещение с низким потолком, сильно прокуренное, что-то вроде молодежной столовой. За столиком четвертой оказалась девица лет двадцати пяти с чем-то или без чего-то, с длинным мундштуком в зубах, с дико блестящими глазами, — Софья по близорукости не поняла, что сверкают не зрачки, а контактные линзы.

— Знакомься, душенька, это сестра Луиза, — все с тем же мерзким акцентом продолжила тетушка, — это вот мэтр Юньон, тоже пламенный борец за дело феминизма, я думаю, ты читала его книги.

Книги? Софья очень удивилась. Негры, оказывается, еще и писать умеют. Старички с д'артаньяновскими бородками принесли блестящие чайнички, молочники, чашки, какое-то печенье, еще какую-то английскую ерунду, а Софья как раз очень была бы не против пожрать по-людски. Тетушка между тем продолжала ворковать.

— Ты ведь у нас уже год как председательница русской секции! Мы тебя единогласно избрали. Ну, ты все помнишь, я тебе написала в… Екатеринбург.

— Я письма не получала, — механически ответила Софья, совершенно забыв о том, сколько времени прошло с тех пор, как она покинула Свердловск; ей уже было скучно и хотелось домой, к любимым слугам, к привычному уюту хайгейтского особняка.

— Это все советская почта! — лязгнула старуха. — Ну, ничего, теперь ты у нас займешь свой пост, включишься в борьбу за равноправие женщин, за наше правое феминистическое дело! Как насчет того, к примеру, чтобы возглавить редакционную коллегию справочника… — тетка что-то сказала по-английски, из чего вылавливалось более-менее понятное слово «квинз», — и еще ты должна войти в редакцию нашего литературного альманаха, мы ведь должны доказать миру не только свое равенство, но и превосходство, право быть всегда наверху…

Софья подумала про оставленного дома восточного юношу и констатировала, что в словах тетки есть истина — порою можно быть и наверху. Но не всегда же. Всегда утомительно. Царица она или нет, чего это тетка раскомандовалась? А тетка продолжала: