Я - Шарлотта Симмонс - Том Вулф Страница 6

Спустя месяц, субботним утром в конце мая, когда в школе уже закончились выпускные экзамены и наступило время вручения аттестатов, Шарлотта Симмонс стала настоящей звездой. Директор школы мистер Томс взошел на трибуну, установленную в торце школьной баскетбольной площадки. По ходу своей официальной речи он уже успел несколько раз упомянуть имя Шарлотты Симмонс, сообщив выпускникам и их родственникам, что эта необыкновенная девушка лучше всех сдала экзамены по французскому и английскому языкам, а также лучше всех написала сочинение. Вскоре дошла очередь и до самой Шарлотты, которой от имени выпускников предстояло зачитать прощальное обращение к учителям и товарищам по школе.

— …Передать слово той молодой женщине, которая… должен сказать, что обычно мы не упоминаем результаты единых госэкзаменов на открытых собраниях: во-первых, потому, что эта информация является конфиденциальной, а во-вторых, потому, что мы не придаем слишком уж большого значения этим результатам… — Директор сделал паузу и, широко улыбаясь, оглядел всех присутствующих. — Но на этот раз я считаю возможным сделать исключение из правила. По правде говоря, я просто не могу удержаться. Так вот, эта девушка, получившая максимальные тысячу шестьсот баллов и пятерки по четырем профильным тестам по выбору, всего одна из двух девушек во всей Северной Каролине удостоенная чести получить президентскую стипендию, девушка, побывавшая в Белом доме в Вашингтоне — вместе с Мартой Пеннингтон, нашей преподавательницей английского языка, отмеченной в качестве ее наставницы, — девушка, которая вместе с еще девяносто восемью выпускниками и их учителями, представлявшими остальные сорок девять штатов нашей страны, удостоилась чести обедать с Президентом и пожать ему руку, девушка, которая к тому же всегда была одной из лучших спортсменок нашей школы и входила в сборную по кроссу и спортивному ориентированию, девушка, которая…

Та самая девушка, кому были адресованы все эти дифирамбы, сидела на складном деревянном стуле в первом ряду сектора, выделенного для выпускников, и сердце у нее колотилось, как у пойманной птицы. Нет, по поводу речи, которую ей предстояло произнести, Шарлотта не волновалась. Она перечитала ее столько раз, что выучила наизусть — точно так же, как тогда, когда ей пришлось учить роль Беллы в школьном спектакле «Газовый свет». Сегодня ее куда больше беспокоило другое: во-первых, как она выглядит, а во-вторых, как отреагируют на ее выступление одноклассники. Одеты все выпускники были одинаково: темно-зеленая мантия с белым воротником и такого же цвета шапочка с золотистой шелковой кисточкой. Этот псевдоакадемический наряд, традиционный для выпускников Аллегани-Хай, скрывал все, кроме лица и прически. Но и тут было над чем поработать. Девушка, о которой столь лестно отзывался директор школы, провела несколько часов — часов! — приводя себя в порядок. Чего стоили только ее волосы — густые, темно-каштановые, спускавшиеся до середины спины. Шарлотта вымыла их, высушила на солнце, расчесала расческой, потом щеткой, потом распушила, полагая, что при ее внешности шевелюра остается для нее едва ли не единственным оружием. Что же касается лица — Шарлотта не считала себя уродиной и даже полагала, что ее можно назвать симпатичной. Другое дело, что выглядела она, по ее же собственному мнению, слишком юной, слишком наивной, уязвимой и девственной — девственной! Это слово привычно прозвучало в ее голове как нечто унизительное… а ведь одноклассница, сидящая рядом — Реджина Кокс — едва сдерживала возмущенный вздох при каждом упоминании «той самой девушки, которая». Насколько же Реджина презирает ее и ненавидит? Насколько не любят Шарлотту многие другие одноклассники, сидящие сейчас вокруг в точно таких же зеленых мантиях? Господи, ну почему мистер Томс не мог обойтись без этих бесконечных «девушек, которые»? В этот вроде бы звездный для нее миг, когда на нее смотрели чуть ли не все знакомые ей люди, Шарлотта испытывала едва ли не столь же сильное чувство вины, как и триумфа. Однако в конечном итоге чувство вины в силу его беспричинности было побеждено, поскольку этот миг триумфа был заработан ею честно и по праву, а на зависть и недовольство одноклассников можно было не обращать внимания.

— …И она, эта молодая женщина, в следующем учебном году впервые в истории нашей школы поедет учиться в Дьюпонтский университет, предоставивший ей полную стипендию. — При этих словах сидевшие в задних рядах взрослые одобрительно зашептались. — Так вот, леди и джентльмены… позвольте пригласить на трибуну Шарлотту Симмонс, которая и произнесет прощальную речь от лица всех выпускников.

Бурные аплодисменты. Встав со своего места и направившись к трибуне, Шарлотта вдруг поняла, что наверняка выглядит нелепо и двигается к тому же на редкость неуклюже. Чтобы не провоцировать зависть одноклассников, она решила идти, опустив голову с нарочитой скромностью. Вдруг ее взгляд упал на золотистый шнурок с кисточкой, спускавшийся с академической шапочки. Точно такой же золотой шнур с кистями проходил под воротником ее мантии вокруг шеи и свисал до пояса. Это был своего рода знак отличия для тех, кто принадлежал к списку «Бета» почетных выпускников школы Аллегани-Хай. Шарлотта вдруг подумала, что выглядит не столько скромной, сколько скрюченной, когда семенит к трибуне, опустив подбородок почти на грудь. Она выпрямилась и слегка вскинула голову. Этого движения оказалось достаточно, чтобы шапочка, которая была ей немного великовата, угрожающе съехала на затылок. А что, если она свалится? Шарлотта понимала, что в таком случае она не просто будет выглядеть полной дурой, не способной пройти без приключений и нескольких шагов, но ей еще придется нагибаться, чтобы поднять эту чертову шапку и снова водрузить ее себе на голову. О том, что будет с ее прической, лучше и не задумываться. Девушка решила придержать шапочку рукой, но тут как раз потребовалось подниматься на трибуну по ступенькам, для чего пришлось отпустить шапочку и приподнять подол мантии все той же рукой, поскольку в другой она держала текст своей речи. Миновав наконец ступеньки, она оказалась на трибуне. Аплодисменты усилились, но Шарлотта была настолько поглощена мыслями о том, как удержать на голове коварно норовящую упасть шапочку, что далеко не сразу сообразила улыбнуться в ответ мистеру Томсу, который уже давно стоял перед ней с широкой улыбкой, протягивая руку. Она коротко ответила на рукопожатие и вдруг почувствовала, что директор школы не только ласково держит ее ладонь обеими руками, но и ободряюще улыбается ей. Наклонившись и заглянув девушке в глаза мистер Томс негромко сказал:

— Шарлотта, мы тебя любим, и мы с тобой. — На несколько секунд он прикрыл глаза, словно повторяя про себя внушаемую ей мысль: «Не волнуйся, не нервничай, все будет хорошо». В первый раз за все это время Шарлотта поняла, что она, по всей видимости, действительно нервничает, и это даже бросается в глаза.

Теперь она стояла на трибуне, лицом к баскетбольной площадке, сплошь забитой складными стульями. Аплодисменты не стихали. Прямо перед Шарлоттой выделялся зеленый квадрат: это сидели плотными рядами ее одноклассники в своих парадных мантиях и шапочках. Реджина тоже хлопала в ладоши, но медленно и как-то механически. Скорее всего она присоединилась к аплодисментам лишь потому, что сидела в первом ряду и не хотела демонстрировать свои подлинные чувства О них, правда, свидетельствовало выражение ее лица, на котором Реджина не сподобилась изобразить хотя бы подобие улыбки. Зато Чаннинг Ривз, сидевший тремя рядами дальше, мог не утруждать себя никому не нужными аплодисментами, да и улыбка его скорее походила на ироническую презрительную гримасу: вздернутый угол рта делал ее холодной и саркастической. Лори Макдауэлл — тоже обладательница золотого шнура списка «Бета» — аплодировала от души. Она смотрела прямо в лицо Шарлотте и улыбалась ей абсолютно искренне, но это и не удивительно: Лори была ее подругой — ее единственной близкой подругой во всем классе. Брайен Круз со своими знаменитыми золотисто-рыжими непослушными кудрями — ах, Брайен, Брайен! — аплодировал вроде бы тоже искренне, вот только смотрел он на нее при этом, почему-то приоткрыв рот, не как на одноклассницу, а как на некий феномен, природное явление… неизвестно что. Зато взрослые, радуясь за Шарлотту, хлопали в ладоши и одаривали ее улыбками и ласковыми взглядами. Тут были и миссис Брайент, хозяйка магазина сувениров «Голубые горы», и мисс Муди из универсама «Баэр», и Кларенс Дин — местный почтмейстер, и мистер Робертсон — самый богатый человек во всей Спарте, владелец лесопитомника, где выращивались рождественские елки. Он тоже улыбался и энергично аплодировал Шарлотте, хотя они даже не были знакомы, а во втором ряду за ним сидели мама с папой, Бадди и Сэм. Папа в своей старой спортивной куртке выглядел особенно неловким и старомодным благодаря выпущенному наружу воротнику спортивной рубашки. Мама по торжественному случаю надела темно-синее в белую полоску платье с короткими рукавами. Оба они выглядели сегодня намного моложе своих сорока с лишним лет и старались аплодировать не слишком усердно, чтобы знакомые не заподозрили их в том, что они чрезмерно возгордились своей дочерью. На самом деле прятать законную гордость было не нужно и бесполезно. Даже Бадди и Сэм в чистых наглаженных рубашках смотрели на сестру, как маленькие детишки на самое настоящее чудо. Через два стула от них в том же ряду сидела мисс Пеннингтон в платье с крупным набивным рисунком — очевидная ошибка для шестидесяти-с-чем-то-летней дамы весьма солидной комплекции. Впрочем, для Шарлотты и габариты мисс Пеннингтон, и ее умение подбирать себе платья не играли никакой роли. Для нее она была дорогой мисс Пеннингтон, любимой учительницей, верным другом и советчиком. Шарлотта вдруг отчетливо вспомнила тот день, когда мисс Пеннингтон задержала ее после урока английского и сказала своим низким, чуть хрипловатым голосом, чтобы девочка задумалась, как ей выбраться из округа Аллегани и вообще из Северной Каролины в большой университет и в безграничный огромный мир, «потому что ты, Шарлотта, достойна большего». Мисс Пеннингтон аплодировала так самозабвенно, что весь ее солидный живот колыхался в такт аплодисментам. Заметив, что Шарлотта смотрит на нее, учительница вскинула неожиданно маленький для ее комплекции кулачок к подбородку и, резко дернув рукой вниз, изобразила столь популярный у молодежи жест, выражающий торжество и радость. Шарлотте стоило немалых усилий вспомнить о том, что она стоит на трибуне и не имеет права ответить своей наставнице ничем, кроме улыбки…