Одесский фокстрот - Татьяна Соломатина Страница 6

Пять километров асфальта вдоль моря.

Всё для людей, если хватит здоровья!

Впервые я столкнулась с ней лицом к лицу в самом нежном возрасте.

Мой старший брат решил заняться стендовой стрельбой. Я совсем не разбираюсь не только в автоматическом оружии, но и в стендовой стрельбе. А в пять лет и подавно не разбиралась. Даже предположить не могла, что стендовая стрельба, судя по названию, предполагающая некий стенд и, собственно, стрельбу, включает в себя десятикилометровые кроссы с забегом в «карманы», специально предназначенные для абсолютно лишённых смысла телодвижений: отжиманий, подтягиваний с немыслимыми переворотами, прыжками через врытые «по пояс» покрышки и хождений вприсядку.

Я не помню, где были родители и почему старший брат взял меня с собой на тренировку по стендовой стрельбе. Но я страшно обрадовалась. Тут же представила себе стенд с передовиками производства – такой, как у папы на работе. И в этот стенд я буду палить, по всей вероятности, из ружья. Или лучше – из мушкета. Ружья, мушкеты и пистолеты были окружены романтическим ореолом. Не знаю, откуда во мне, пятилетней, была такая милитаристская чушь. И отчего в качестве основной мишени на стенде передовиков производства мне представлялась обрюзгшая тётка с синими веками и огромной пергидрольной «бабеттой», присаженной на пронизанную трассирующим прикорневым чернозёмом волосистую часть головы. Мне было интересно, кто она. И папа сказал, что она – начальник отдела снабжения. Я ожидала услышать что угодно: злая волшебница, ведьма, мачеха. А оказалась, что она – всего лишь начальник отдела снабжения. Разочарование соцреализма. Можно представить, каково же было моё разочарование, когда тренер по стендовой стрельбе, пренебрежительно глянувший на меня, примкнувшую к концу строя из десятка плюс-минус пятнадцатилетних подростков, сказал, что разминка, как всегда в это время года, – на трассе здоровья. И что это ужасная глупость – брать с собой маленьких детей.

– А куда я её дену? – оправдывался старший брат.

– Сдай в «лягушатник», – ответил тренер.

Я тут же перебежала из конца строя к правофланговому брату, и, крепко вцепившись в его руку, громко и нагло заявила тренеру:

– Сами идите в лягушатник! Я хочу на трассу здоровья!

Громкая и наглая я стала от страха. Лягушатник представился мне стеклянным аквариумом, набитым лягушками. Я пришла на тренировку по стендовой стрельбе вовсе не для того, чтобы сидеть в аквариуме с малоприятными созданиями. И если никаких стендов со стрельбой не предвидится, то уж лучше я пойду на трассу здоровья. «Трасса здоровья» – это красиво. Вероятно, это такая трасса, где все здоровые.

Тренер усмехнулся:

– Ладно. Твои проблемы.

Не мне, а моему брату.

А я, видимо, и была этими самыми «проблемами».

Брат кивнул. И мы все побежали. Из Мукачевского переулка по улице Белинского в Парк Шевченко. Впереди бежал тренер. За ним трусили мальчишки-подростки, казавшиеся мне тогда взрослыми дядьками. И туда-сюда, вокруг них и обратно – носилась я. Навроде «спутника» – проштрафившегося, бегающего вокруг роты на марш-броске. Они бежали небыстро и сосредоточенно, как будто решали какую-то сложную задачку. А я носилась, хохоча, потому что все они были очень смешные. И совсем не чувствовала себя проштрафившейся.

У арки Парка Шевченко – той самой, что когда-то служила въездом на дачу господина Ланжерона, – по команде тренера (а командовал он в основном свистом), все остановились. И вместо того чтобы постоять спокойно, стали приседать. Чтобы не отрываться от коллектива, я делала то же самое. Тренер поглядывал на меня с подозрением. Но молча. Но мне не понравилось это его подозрение. И потому я ещё прошлась колесом. Никакого колеса у меня, как всегда, не вышло – я просто шлёпнулась на асфальт. Плашмя. И тренер аж подпрыгнул и зачем-то снова свистнул в свисток, болтающийся у него на шее.

– Когда будем стрелять? И где трасса здоровья?! – задорно выкрикнула я, вскакивая с асфальта.

– У неё локоть в крови! – побледнел тренер в моего брата.

– А, ерунда! – пропыхтел в ответ брат.

И мы все побежали дальше. К Ланжерону. Но купаться отчего-то не стали. Ерунда какая-то! Зачем бежать к морю, если не купаться?

Мы пронеслись мимо белых шаров. И бежали долго, периодически останавливаясь в тех самых «карманах», где парни отжимались, подтягивались, прыгали через покрышки, ходили вприсядку и лазали по канатам.

– Вот обезьяна! – восхищённо присвистнул тренер безо всякого свистка.

Никаких обезьян вокруг не наблюдалось. Обезьяны в Одессе есть. В зоопарке. Дома у некоторых моряков. Но по улицам обезьяны не ходят. Тут вам не Бразилия. Тренер говорил про обезьяну, глядя на меня.

– Сам ты обезьяна! – огрызнулась я.

Парни были кто красный, кто бледный. И все – потные. И выглядели куда хуже, чем тренер. Который постоянно мухлевал – не подтягивался, не отжимался, не прыгал через покрышки, не ходил вприсядку, не лазал по канатам и не качал пресс. А только яростно свистел в свой свисток. Я думала, что будь я не маленькой девочкой, а взрослой дядькой, как мой брат и другие ребята, ух, я бы вломила этому гнусному тренеру-мухлёвщику! Но я была маленькой девочкой – и только показала ему язык.

Мы добежали до самой Аркадии.

Я уже бывала в Аркадии с папой и с мамой. Мы часто ходили туда пешком от Шестнадцатой Станции Фонтана. Это совсем быстро. Если вдоль моря. По верху пешком – долго. Или вообще двумя трамваями. Восемнадцатым до площади Октябрьской революции, а затем пересесть на пятый – и уже только тогда до Аркадии. А пешком – совсем быстро. Куда быстрее, чем сейчас – бегом от Ланжерона.

– В Аркадии купаться не буду! – заявила я. – Тут для малышни! Хоть километр пройди – а всё по колено!

Тренер посмотрел на меня с тревогой.

– Она у тебя нормальная? – спросил он у моего задыхающегося брата, упиравшегося руками в колени.

– Да! – выдохнул брат. – Здоро – фуф! – вая! – фуф! – ло! – шадь!

– Когда мы будем стрелять?! – проорала я прямо в тренера. – Я хочу стрелять по стендам!