Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган Страница 6

– Как ты? – спросила я.

– Не беспокойся, со мной все в порядке. Все вокруг меня прыгают, стараются накормить, приносят выпивку. Джо счастлив, что у нас тут такой праздник.

Маша всегда будет говорить о Джо в настоящем времени.

– Только есть одно «но», – продолжила она.

– Скажи мне, в чем дело.

Она взяла меня за запястье и нежно улыбнулась:

– Потанцуй, голубка.

Я попыталась высвободиться, но она неожиданно удержала меня железной хваткой.

– Нет, ты не должна меня об этом просить… я не могу… я…

– С того момента, как ты здесь появилась, ты всегда танцевала на праздниках «Дачи». Вспомни свой самый первый раз… Тот вечер был прекрасным, согласна?

Я растерялась и не ответила.

– Не стану обижать тебя и просить станцевать ради него. Ему бы не понравилось, что я тебя шантажирую, и он был бы прав. Хочу, чтобы ты это сделала ради себя самой. Не позволяй горю поглотить тебя… Прочувствуй и проживи его, а потом оставь в сегодняшнем вечере, а иначе будет поздно, поверь мне… Это приказ.

– Ладно, – сдалась я.

Ее улыбка была одновременно довольной и грустной. Потом она взяла со стола стоящую перед ней бутылку водки, налила в две стопки и протянула одну из них мне.

– Пусть душа Джо навсегда останется в «Даче», и не важно, что будет потом. И моя смерть не имеет значения. Мы будем жить вечно в этих стенах. Пусть никогда не исчезнет то, что он создал.

В свои восемьдесят она, не поморщившись, выпила водку залпом. Я сделала то же самое, подтверждая согласие с тем, за что она выпила.

– Давай, голубка. Иди, танцуй.

Я поцеловала ее и направилась к танцполу. Нашла по пути Александра и Роми, обняла и увлекла за собой. Они умели танцевать с самого детства – участвовали в отельных вечеринках с соской во рту. Они с восторгом присоединились к танцу. Их улыбки чуть ослабили не отпускавшее меня напряжение. Но я чувствовала, что этого недостаточно. Маша запустила процесс, который я обязана довести до конца.

– Папа! – весело позвала Роми.

Он присоединился к нам, взял ее за талию, поднял и закружил. Вскоре она потребовала, чтобы он остановился, и ускакала. Александр чмокнул меня:

– Можно уйти, мама?

– Беги, любимый.

Он умчался, я не шелохнулась. Самюэль тоже не сдвинулся с места.

– Не спорю, не нужно бы этого делать, – заявила я. – Но ради наших воспоминаний об этом месте и о Джо, ради воспоминаний о наших счастливых моментах – ведь они же были, – и чтобы поверить, что все наладится, чтобы надеяться на это, станцуй со мной, Самюэль. И главное, не останавливайся.

Он ничего не ответил, но сдавил мой локоть и повел меня в центр танцпола. Нам освободили место, а музыканты заиграли музыку, которую я знала наизусть, и им это было известно. Мне пришло на ум, что Маша попросила их дождаться нужного момента и тогда исполнить ее. Я пела во все горло, я выпевала слова чужого языка, которые когда-то мне перевела Маша. Слова, рассказывающие историю не моего народа. Слова страдания и надежды. А потом я как будто перестала касаться земли, с Самюэлем я словно куда-то уплывала, и он мог танцевать со мной сколько угодно. Быстро, еще быстрее, слезы заструились по моим щекам, но я не говорила «стоп», а Самюэль не сбавлял темп. Оглушить себя. Освободиться. Жить. Я топила горе, доводя себя до изнеможения, в объятиях отца моих детей, мужчины, которого я когда-то любила, в моих рыданиях были не только слезы, но еще и пот, смех, пары алкоголя, боль из-за утраты отца, которого у меня никогда не было. Самюэль наблюдал за мной, чтобы поймать момент, когда я сдамся. Но до этого еще было далеко.

Я действительно не могла запросить пощады. Я все осознавала, но была как в тумане. Опьянела от плача, горя, усталости. Вокруг оставались только самые близкие. Самюэлю пришлось крепко держать меня, не то я бы свалилась. Он отвел меня к Маше.

– Я горжусь тобой, – промолвила она. – Завтра все будет лучше. Ложись спать.

Она обняла меня.

– Маша, я… я…

Она разжала руки и, не дав мне закончить фразу, ушла к себе, сохраняя достоинство до самого конца этого дня.

Еще через несколько минут мы с Самюэлем покинули «Дачу». Мы молча дошли до бывшей маслобойни, придавленные навалившейся реальностью. Перед дверью моего дома я кое-как собралась с мыслями и решилась заговорить:

– Извини меня за сегодняшний вечер.

– Мне это тоже было нужно. И… мы так давно с тобой не танцевали.

Я растроганно кивнула. Нас накрыла тишина, пронизанная воспоминаниями. Самюэль явно прокручивал в мыслях все наши вечеринки в «Даче», в моем же воображении возникла самая первая, упомянутая Машей, на которой его не было.

– Я могу тебя оставить? – спросил он. – Дети едва стоят на ногах, мне нужно отвезти их домой.

Я притянула его к себе, уткнулась носом в шею.

– Спасибо. Спокойной ночи, Самюэль.

Он поцеловал мои волосы, развернулся и ушел.

Десять минут спустя я упала на кровать. Завтра у меня будет чудовищно болеть голова. Если бы Джо увидел меня в таком состоянии, он бы пришел в восторг. Поминки по Джо были соразмерны его масштабу, ломающему все рамки, мы чествовали его красиво и с размахом. Последнее, что промелькнуло в моем сознании, перед тем как я провалилась в сон, был Машин тост, после которого я дала себе волю: «Пусть душа Джо навсегда останется в «Даче», и не важно, что будет потом. И моя смерть не имеет значения. Мы будем жить вечно в этих стенах. Пусть никогда не исчезнет то, что он создал».

В этом она могла на меня положиться.