Женские убеждения - Мег Вулицер Страница 6

На кампусе это вызвало сильное, но не повсеместное возмущение.

– Мизогиния в действии, – заявила та самая старшекурсница, когда однажды поздним вечером они сидели в общем зале в Вули.

– Диву даешься, до чего этой председательнице комитета наплевать на пострадавших, – высказалась какая-то второкурсница.

– Она, наверное, из тех женщин, которые ненавидят женщин, – вставила Зи. – Сука, короче.

И она принялась напевать собственный вариант песенки из мюзикла, который когда-то нравился ее родителям: «Тетки… что не любят теток… главные суки… на всей земле».

Грир сказала:

– Ужас какой! «Сука» – плохое слово.

Зи ответила:

– Сука.

Все рассмеялись.

– Да ладно тебе, – продолжала Зи. – Че хочу, то и говорю.

– «Че хочу» – это еще хуже, – сказала Грир, – это попросту вульгарно.

Грир и Зи вели с другими длинные разговоры про Даррена в столовой и засиживались, пока их не выгоняла обслуга. Справляться с эмоциями было трудно, и несмотря на все эти беседы и очень продуманную редакционную статью одной старшекурсницы в «Райландском вестнике», две из пострадавших девочек заявили: они хотят, чтобы дело закрыли.

Но Грир все думала про Даррена. В памяти остался даже не сам эпизод – он почти стерся, сохранился лишь легкий след – ее мучило другое: это нечестно, что его здесь терпят. «Нечестно»: слово выглядело так, будто обиженный ребенок жалуется мамочке.

– Простите, надоело мне про него думать, – сказала однажды утром Ариэль Диски на заседании студенческого союза, когда Грир нерешительно обратилась к ней. – У меня дел невпроворот, – добавила Ариэль, – а он просто козел вонючий.

– Это я знаю, – сказала Грир. – Но, наверное, мы должны еще что-то предпринять. Моя подруга Зи считает, что нужно.

– Слушай, я понимаю, что к тебе это имеет непосредственное отношение, – сказала Ариэль, – но ты и меня пойми правильно: у меня диплом на носу, мне только стрессов сейчас не хватало. Прости, Грир, я пас.

В тот вечер Зи, Грир и Хлоя сидели в комнате у Зи и красили ногти на ногах в буро-зеленый камуфляжный цвет. По комнате расползся густой химический запах – от него всех мутило, мысли путались.

– Можешь пойти в Женский альянс, – предложила Зи. – Вдруг они чего посоветуют.

– Или нет. Моя соседка была у них на одном собрании, – вставила Хлоя. – Говорит, они там пекут кексы в знак протеста против женского обрезания.

В Райланде вообще с политикой было не очень, так что приходилось довольствоваться тем, что есть. Время от времени внезапно поднималась волна протестов. Поскольку война в Ираке шла уже несколько лет, Зи с парочкой второкурсниц иногда выходили на ступени Мецгера с мегафоном и листовками. Несколько акций протеста провела совсем маленькая, но хорошо организованная Ассоциация чернокожих студентов. Группы борьбы с изменением климата заявляли о себе постоянно – в них Зи состояла тоже. Небо падает на землю, заявляли они раз за разом всем подряд, жаркое душное небо.

– Знаете, – сказала Зи, – я когда-то, еще в детстве, раскрашивала и продавала футболки – собирала деньги на то, чтобы предотвратить у нас в Скарсдейле жестокое обращение с животными. Можем наделать футболок с физиономией Даррена Тинзела и раздавать их бесплатно. А под ним напишем: «Бери – не хочу».

Собрали денег, быстренько закупили пятьдесят дешевых футболок в оптовом интернет-магазине, а потом Грир, Зи и Хлоя до поздней ночи просидели в подвале общаги, среди велосипедов и гудящих стиральных машин, под журчание воды в канализационных трубах над головой: они с помощью утюга переводили изображение физиономии Даррена Тинзлера на синтетическую ткань: так получалось дешевле, чем отдать напечатать. К четырем утра рука Грир не ослабела нисколько: она водила горячим остроконечным утюгом по белесым вихрам Даррена – низко надвинутая бейсболка, широко посаженные глаза. Лицо дурачка, подумала она, однако в нем таился какой-то коварный звериный инстинкт.

Хлоя вскоре сдалась – встала и, вытянув руки, заявила: «Всё. Иду. Спать», так что несколько часов спустя Грир и Зи сидели вдвоем, позевывая, в ярком свете при входе в столовую и пытались раздать свои футболки. «Бесплатные футболки!» – предлагали они входившим, но взяли в итоге всего пять. Это было печально и обидно. Тем не менее, сами они носили эти футболки очень часто, хотя ткань слегка села от стирки, лицо Даррена Тинзлера натянулось и слегка перекосилось – как будто он засунул голову в копировальную машину.

В тот вечер, когда Фейт Фрэнк приехала читать лекцию, обе были в этих футболках.

Зи узнала про лекцию из еженедельных объявлений и страшно всполошилась.

– Мне она всегда ужасно нравилась, – сообщила она Грир. Сдружились они с необычной быстротой – помогла ночь, проведенная за футболками, все это планирование, придумывание, взаимопонимание. – Я знаю, что она руководствуется несколько отжившими представлениями о феминизме, – добавила Зи, – ее интересуют только те вещи, которые волнуют привилегированных женщин. Есть такое дело. Но знаешь что? Она сделала кучу всего полезного, и, по-моему, она замечательная. А еще одна фишка с Фейт Фрэнк, – продолжала она, – что, хотя она такая знаменитая, прямо культовая фигура, она совсем не зазнается. Нужно на нее посмотреть, Грир. Ты должна с ней поговорить, рассказать свою историю. Поделись с ней. Она скажет, что делать.

Грир постыдно мало знала про Фейт Фрэнк, хотя вечером накануне лекции как следует порылась в Гугле. Ее вообще успокаивал процесс поиска фактов в Интернете: пусть в жизни все кувырком, но все равно на все вопросы существуют легко находимые ответы. Гугл помог восстановить хронологию и контекст, но не дал ей представления о том, как Фейт стала той самой всем известной выдающейся личностью.

Грир узнала, что в начале 1970-х Фейт Фрэнк была одной из основательницей журнала «Блумер», названного в честь Амелии Блумер, феминистки и общественной деятельницы, которая основала первую газету для женщин. «Блумер» был известен как более поверхностный и менее знаменитый младший братишка журнала «Мисс». Поначалу он был довольно хорош, хотя и не столь блистателен и изыскан, как «Мисс», красотой оформления не отличался, но материалы в нем печатались злободневные, острые. Шли десятилетия, число читателей сокращалось, и под конец журнал, некогда воспринимавшийся как хроники с передовой, сократился до размеров инструкции к несложному бытовому прибору.

При этом Фейт, про которую говорили, что она «всего-то на пару ступеней ниже Глории Стайнем на Лестнице славы», осталась на виду. В конце 1970-х она начала писать книги для массового читателя, продавались они хорошо благодаря бодрым и боевым призывам не сдаваться. Потом, в 1984-м огромную известность приобрел ее манифест «Женские убеждения», в котором, по сути, женщин призывали осознать, что женственность далеко не сводится к подбитым ватой плечам и жесткой линии поведения. Корпоративная Америка пытается заставить женщин вести себя так же гнусно, как и мужчины, заявляла Фейт Фрэнк, но женщины не обязаны капитулировать. Они способны быть сильными и влиятельными, сохраняя при этом понятия о чести и порядочности.