Королева красоты Иерусалима - Сарит Ишай-Леви Страница 6

И когда мне было шестнадцать лет, нона ^[16] Меркада, мир праху ее, женила на мне своего сына Габриэля, твоего дедушку, мир праху его. И тут у меня началась хорошая жизнь. Габриэль был богач и хорош собой. Все девушки в Иерусалиме мечтали о Габриэле, и из всех Меркада выбрала меня! Почему она выбрала именно меня, нищую сироту, я узнала только через много лет, а тогда я не задавала вопросов. С Габриэлем мы познакомились в лавке на рынке. Каждую пятницу я приходила туда, чтобы получить сыр и оливки: они с отцом, Рафаэлем, мир праху его, раздавали это бедным. Кто бы мог подумать, что он станет моим мужем? Что я стану матерью его дочерей? Какой шанс был у меня, сироты из квартала Шама, у которой ни семьи, ни приличной родни, даже приблизиться к семье Эрмоза? Так вот, я совсем не понимала, как все это на меня свалилось, но из всех иерусалимских девушек именно меня она выбрала в невесты своему сыну. Дио санто, мне казалось, что я сплю. И хотя Меркада сказала, что я могу подумать, я немедленно ответила «да» – и жизнь повернулась другой стороной. У меня вдруг появился дом, появилась одежда; у меня была еда, у меня была семья. Не то чтобы все было радужным – многие вещи были даже черными, по грехам моим, но мне это было неважно, главное, что я больше не должна убирать дома энгличан, что Эфраим станет человеком, что у нас будет еда и одежда. И вместо семьи, которую я потеряла, у меня будет новая семья – муж, дети, родственники. Я надеялась, что свекровь заменит мне мать, золовка станет мне сестрой, а деверья – братьями.

Габриэла, ми альма ^[17], я старая женщина, я скоро умру, и ты единственная, кому будет меня не хватать, когда я умру. Дочери, чтоб они были здоровы, поплачут немного и будут жить дальше. Такова человеческая природа, время делает свое дело, люди забывают. Но ты, керида, ты не забываешь, ты не в маму, у которой куриная память: сейчас говорит одно, а через минуту уже забыла, что сказала. Я давно это заметила, еще когда ты была совсем маленькая, ты не закрывала рта, болтала как радио, все время задавала вопросы, тебе хотелось проглотить весь мир. А сейчас, моя милая, я расскажу тебе о твоей бабушке Розе, и о дедушке Габриэле, и о нашей семье, и о том, как мы, настоящие богачи, жившие в доме с лифтом и ванной и владевшие самой роскошной лавкой на Махане-Иегуда, превратились в голодранцев, которым не хватало денег даже на вино для кидуша. Все, что я знаю, рассказывал твой дедушка Габриэль, а он рассказывал историю своей семьи так, как слышал ее от своего отца Рафаэля, мир его праху. Когда Рафаэль умер, Габриэль поклялся, что будет продолжать это, будет рассказывать своим сыновьям и их сыновьям историю семьи с того дня, как они приехали из Толедо, после того как король Фердинанд и королева Изабелла, чтоб их душам гореть в адском пламени, изгнали евреев из Испании в Эрец-Исраэль. Но у Габриэля и у меня, за грехи наши тяжкие, сыновей не осталось, только дочери, поэтому он рассказывал снова и снова Луне, Рахелике и Бекки и заставил их поклясться, что они тоже будут рассказывать своим детям. Но я не очень-то рассчитываю, что твоя мать расскажет тебе, потому как голова ее витает в облаках, а память у нее – ох, лучше промолчим… Так иди сюда, мое солнышко, садись на колени к старой бабушке и слушай, что я услышала от дедушки Габриэля…

И я поступила так, как она велела: забралась к ней на колени, прижалась к ее груди и закрыла глаза, вбирая в себя знакомый теплый запах, в котором была сладость сотлажа и розовой воды. Бабушка перебирала мои кудряшки, накручивая локоны на костлявый палец, тяжело вздыхала и мешкала, словно не решалась сообщить нечто очень важное. А потом стала рассказывать, как будто самой себе, а не мне:

– После того как евреев изгнали из Испании, глава семьи Авраам со своими родителями, братьями и сестрами проделал весь путь от Толедо до порта в Салониках и взошел на корабль, который доставил его прямо в Яффский порт.

– А твоя семья, бабушка?

– А моя семья, ми альма, тоже перебралась из Толедо в Салоники и жила там много лет, пока мой прадедушка, мир праху его, не уехал в Эрец-Исраэль. Но я не буду рассказывать тебе о своей семье, Габриэла, потому как история семьи идет от отца, а с того дня, как я вышла замуж за твоего дедушку Габриэля и вошла в семью Эрмоза, я тоже стала Эрмоза, и история семьи Габриэля – это история моей семьи. Так вот, слушай хорошенько и не перебивай, потому как я забуду, на каком месте остановилась, и не буду знать, откуда продолжать. Я кивнула и пообещала больше не перебивать.

– Из Яффо Авраам ехал – может, три дня, а может, три ночи – в Иерусалим. Потому как его мечтой было поцеловать камни Западной стены ^[18]. В Иерусалиме он встретил спаньолес ^[19], как он сам, они отвели его в синагогу и нашли ему место переночевать. В Еврейском квартале Старого города жили тогда мелкие торговцы, лавочники, ремесленники и ювелиры, они работали с золотом и серебром и торговали с арабами. В тогдашние времена отношения с мусульманами были уважительные, добрососедские, и спаньолес носили длинные платья, как они, и даже говорили по-арабски, а среди тех были такие, что говорили на спаньолит ^[20].

Тогда положение в стране было ох каким тяжелым. Жена Авраама родила одного за другим восьмерых детей, и все они умерли – одни сразу после рождения, другие младенцами. Я тоже родила твоему дедушке Габриэлю пятерых, но только три мои дочери выжили. А после того, как родилась Бекки, чрево мое закрылось.

Я делала все, что нужно, чтобы родить Габриэлю сына. Между помолвкой и свадьбой меня и моего будущего мужа, твоего дедушку, родственники пригласили на брит-мила. Во время обряда мне дали подержать на руках младенца, чтобы я передала его будущему мужу, а он должен был передать его дальше, другим почетным гостям, – такой был обычай, чтобы у молодой пары наверняка родились сыновья.

И в самом деле, хвала Всевышнему, не много прошло времени после свадьбы, и я зачала. Как же мне нравилось быть беременной, Габриэла! Даже Меркада, моя свекровь, с которой я никогда не знала легкой жизни, была со мной добра. Она и все остальные родственницы баловали меня медовыми конфетами, чтобы родился сын, чтобы не родилась, боже упаси, дочь.

О мертвых не говорят плохо, но моя покойная свекровь Меркада никогда не упускала случая воткнуть мне нож в спину. Или в сердце. Но тогда, в первую мою беременность, она как раз заботилась, чтобы все окружали меня любовью. О чем бы я ни попросила, мои просьбы выполнялись, даже самые странные: известно ведь, что если откажешь беременной женщине, то ребенок может родиться уродливым, с пятном на коже. Я просила зимой винограду и сабрес ^[21]. Ну где они возьмут мне виноград и сабрес, если на улице ливмя льет? Зато цитроны мне приносили в изобилии. Потому как у нас верили, что цитроны – особенно их пупочка – верное средство для рождения сына.