Журавлик по небу летит - Ирина Кисельгоф Страница 6

Хлопнула входная дверь – значит, домой явилось мое чадо. Странно, что так рано. Обычно его не дождешься. Гуляет до ночи, приходит позже отца. Мой сын взрослеет, у него даже глаза стали умными. Точнее, почти умными.

– Миша! – я побежала в его комнату. – Будешь обедать?

– Ма, – басом сказал сын. – Сделай вид, что тебя нет. Ко мне сейчас придет Маша.

– Какая Маша? – Мой голос сел.

– Одноклассница, – пробурчал он, перебирая свое барахло.

– А как же Лиза?

– При чем здесь Лиза? – Мишка оторвался от своих тряпок и выпучил на меня глаза. – Она малявка. В куклы играет. Типа, возьми совок, поиграй в песочнице. Поняла?

– Поняла, – разозлилась я. – Барахольщик!

– Че? – не обиделся Мишка, надевая на себя блескучую шелковую рубаху за сто пятьдесят баксов. – Нормально?

– Так себе, – вредно ответила я.

– А эта? – Он ткнул пальцем в рубашку за двести баксов с флоральной аппликацией на манжетах. Какого черта я купила это уродство нормальному парню? Собственноручно делаю из сына редкостного балбеса…

– У вас с Машей намечается клоунада?

– Че? – обиделся сын.

– Ниче. – Я пошла к Бухариной.

– Тебя нет, – напомнил он мне в спину. Я молча закрыла дверь.

Чего я так злюсь? Будто Лиза моя невестка. Пусть живет, как живется. Хоть с Машей, хоть с Лизой. Все равно беспокоиться пока нечего. Но на Машу стоит полюбоваться. Первый раз свидание у сыночка. Что за невидаль такая?

– Бухарина, пойдем бутерброды делать. Сейчас к Мишке девочка придет.

– Кто такая? – У Бухариной загорелись глаза.

– Сделаем бутерброды, увидим, – засмеялась я.

Я делала бутерброды и представляла Машу с длинными ногами, с короткими ногами, с большими глазами, с маленькими глазами, в черной коже, в розовых бантах и рюшах… Но почему-то все время с большой грудью. Самое интересное, комментарии Бухариной в точности совпадали с моими мыслями.

– Бери чайник, – велела я Бухариной и подхватила поднос с бутербродами.

Мы застыли у двери, за ней было тихо. Я вежливо постучала и сразу открыла дверь. О боже, боже, боже! Они целовались! Взасос! На диване! Почти лежа! Кошмар!

– Здравствуйте, дети, – сказала Бухарина за моей спиной, и я пришла в себя.

– Занято! – фальцетом взвился голос моего отпрыска.

– Занято? – Бухарина подняла брови. – Ты что, видишь в нас конкурентов?

Отпрыск задохнулся негодованием и побагровел.

– Здрасте! – испуганно поздоровалось кукольное личико на длинных ножках и подскочило с дивана.

– Бутерброды, – почти прошептала я. Поставила блюдо на стол и вышла на автопилоте.

– Я же сказал, тебя нет!

Я вздрогнула и оглянулась. За мной торчала половозрелая дылда, кипя от бешенства.

– Меня нет? – внезапно взбесилась я. – Я есть! Есть! Повтори!

– Я есть, – повторила дылда, и я дала ей по лбу. Ладонью. С размаха.

Мой сыночек встал в позу и ушел из дома с кукольным личиком, а я сидела и плакала на кухне.

– Зря, – Бухарина укусила бутерброд. – Были бы под твоим неусыпным оком, а теперь будут шляться по подворотням. Жди подол.

– Какой подол? – хлюпая носом, прогундела я.

Бухарина руками очертила огромный живот, и я зарыдала взахлеб.

– Чего ревешь?

– Я Лизу хотела-а-а, – плакала я.

– Какую Лизу?

– Девочку соседскую… Хоро-о-ошую! А он… С этой… на тощих ножка-а-ах…

Я рассказала Бухариной о наших соседках. О девочке Лизе, о ее маме. О том, как нам с ними повезло.

– Сколько маме лет? – внезапно заинтересовалась Бухарина.

– Столько же, сколько мне. – Я задумалась.

Ольга выглядела моложе меня лет на пять. Нет, что я говорю! На два года. Не больше. Но если быть честной… Я подумала и решила стать честной. На самом деле Ольге дашь не больше двадцати. Смотрится почти как дочь.

– Вот и хорошо, – пропела Бухарина. – Нет Лизы, значит, нет ее мамы, значит, нет проблем.

– Что ты имеешь в виду?

– Терпеть не могу баб! – злобно отрезала Бухарина. – Чем меньше их крутится вокруг тебя, тем спокойнее кругу вокруг тебя.

– Я баба.

– Бабой ты будешь после подола «Миша плюс Маша», – мрачно сказала Бухарина, и я опять зарыдала.

Мой пятнадцатилетний сын занимался клоунадой с куклой Машей! Лежа на диване в рубашке с флоральными манжетами за двести баксов. Выбросить ее к чертовой матери!

– Хорошо, что вовремя зашли. Раздеться не успели. – Вредная Бухарина читала мои мысли.

Вечером ребенок мотал мне нервы. Я все время бегала к входной двери, ожидая, когда придет малолетний бабник. А муженек как ни в чем не бывало пялился на соревнования по биатлону.

– Что ты бегаешь? – наконец спросил он. – Придет, куда денется?

– Как ты можешь? – страдальчески прошептала я. – А наркотики, подворотни, развратные девицы, бандиты-старшеклассники?

– Сам он бандит. Сколько можно со школой разбираться? То побил, то нахамил, то контрольную завалил. Сопляк, – невозмутимо сказал Сергей и засмеялся. – Сам был таким. А до разврата нос не дорос.

– Не дорос?! – Я чуть не задохнулась. – Знаешь, что сегодня было? Знаешь?!

И я рассказала ему все. До последнего словечка, до самого крошечного эпизодика.

– Отодрать его ремнем! – в сердцах крикнула я.

– И объяснить, как пользоваться презервативами, – хохотнул муженек.

Я размахнулась и дала по лбу сорокатрехлетнему недорослю. Кулаком, а не ладонью.

– Ты что? – возмутился он.

– Ничто! – взбесилась я. – Хочешь раньше, чем позже?

– Что раньше, что позже? – заорал муж.

И у нас случился скандал, который плавно перетек вместе с мужем в комнату сына, когда он за полночь явился домой. В расхристанной одежде! Что он делал с этой бесстыдной девицей? Что?!

– Ты была неправа, – сказал Сергей, ложась спать.

– Да. – Я помолчала. – Ты тоже.

– Да, – согласился он.

– Что делать? – Я вспомнила детские слезы в глазах моего взрослого сына, и у меня дрогнуло сердце.

– Очертить его личное пространство и не переступать.

– Хорошо.

Ночью мне приснилась уйма улыбающихся младенцев. Это было не к добру. Мне оставалось молиться на продвинутое министерство образования. Школьная программа авангардно перешла от пестиков и тычинок к презервативам, что в переводе на язык общедоступной логики означало «Миша минус Маша». Неужели не ясно? Родители не могут говорить на такие темы со своими половозрелыми младенцами. Пусть это делают посторонние. Им проще.