Серебряный меридиан - Флора Олломоуц Страница 59

К двадцать второму дню рождения Ричарда Жакнетт со свойственной ей изобретательностью и находчивостью приготовила ему подарок, говоривший о ее изысканном вкусе и стиле.

— Милейший господин де Сенльен, я прошу вас, я вас умоляю, я настаиваю, — говорила она Клоду де Сенльену, писавшему в Англии также под псевдонимом Холибэнд, своему давнему другу, отношения с которым перешли к ней по наследству от отца.

Де Сенльен написал превосходный учебник четырех языков: итальянского, латыни, французского, английского. И хотел назвать его «Грамматика для продвижения в изучении…» — далее следовало перечисление языков. Ричард к тому году уже в совершенстве знал все, во многом благодаря чуткому и можно даже сказать чувственному наставничеству Жаклин.

Ей пришла идея, не осуществить которую она не могла.

— Месье де Сенльен, давайте назовем ваш учебник «Флори Филд».

— «Флори Филд» — но почему?

— «Сатро di Fior или Цветущий луг четырех наречий: для продвижения в изучении латыни, французского, английского и, главным образом, итальянского». Ну, я прошу вас, это так прекрасно. К тому же мы украсим издание самым изящным орнаментом и самыми превосходными инициалами по всему тексту. Мы сделаем это в честь учителя моего достопочтенного отца и вашего друга, а что может быть благородней, месье де Сенльен?

— Вы знаете, что вам невозможно отказать, когда вы говорите так ласково.

— Так не откажите, милейший мой, добрейший мой друг. Согласитесь! Вы увидите, это пойдет на пользу вашему блистательному труду.

В июле 1583 года, ко дню рождения Ричарда в издательстве Вотроллье был издан учебник «Флори Филд» ^[106].

Ни одной женщине в Лондоне, в стране, да и на всем белом свете не пришло бы такое в голову. Судьба, в которую он с некоторых пор стал верить, давала ему в ее любви — все наполняющей, всему отвечающей, все значащей и объясняющей — непостижимый, ничем не заслуженный аванс, отслужить который ему, верно, и всей жизни не хватит. Жакнетт стала всем. Она делилась с ним многим из того, чем владела сама, побуждала к накоплению знаний и опыта и получала удовольствие от результатов своей щедрости, наблюдая, как стремительно его способности, глубокий ум и щедрая добрая душа превращают вчерашнего ученика в мастера в широком проявлении этого звания. Она дарила ему наполненные счастьем дни. Она заполняла его ставшие воплощенной мечтой о земном Эдеме ночи.

Словно судьба подарила ей все, о чем лишь грезила Виола Шакспир.

* * *

В день, когда им предстояло пойти к нему, Виола с особой тщательностью подбирала одежду: чулки, бриджи, дублет и плащ, которые особенно подчеркивали ее стройную фигуру, берет, который игриво, но ненарочито, придавал ее лицу еще больше обаяния и прелести. От волнения молча они дошли до дома в Блэкфрайерс, что соседствовал с издательством Вотроллье. Уилл постучал кольцом в темно-зеленую дверь. У Виолы была надежда, что у нее еще останется время, пока прислуга откроет дверь и проводит их в дом. Но этих секунд в запасе не оказалось. Дверь перед ними открыл Ричард.

Уилл распахнул объятия.

— Дик!

— Дружище!

Они обнялись. Виола ждала, замерев.

Наконец, Уилл отпустил Ричарда и отступил на шаг.

— А меня вы узнаете, мистер Филд?

Он улыбнулся.

— Только случайное или недолгое знакомство дало бы повод усомниться, кто передо мной. А мы так давно и хорошо знаем друг друга. Кроме того, я помню своих учеников, а ты — лучший из всех! Но почему ты говоришь мне «Вы»?

Сколько первых встреч с ним, не похожих одна на другую, она придумала и пережила в воображении за прошедшие годы, сколько прекрасных слов, предназначенных только ему, нашла и хотела сказать. И вот он перед ней. А она просто стоит и молча смотрит на него. Возможно ли такое? Похоже, что Создатель за время, что они не виделись, вновь взял инструмент и вернулся к своему творению, чтобы довести его до совершенства и придать чертам утонченное благородство и королевскую стать. И при этом наградил его обаянием, берущим мгновенно в плен каждого, стоило ему заговорить или просто посмотреть в глаза. Не было слов, чтобы назвать цвет этих глаз, словно в ключевой воде смешалось отражение плывущего над ними мартовского неба.

— Добро пожаловать в Лондон! Он вам понравится! Проходите!

Они поднялись в небольшой зал на втором этаже. Здесь их ждали.

— Рада приветствовать вас! — сказала хозяйка дома.

— Жакнетт, позволь тебе представить. Это мои старые друзья из Стратфорда — Виола и Уильям Шакспир. Друзья, знакомьтесь — Жаклин Филд.

Уилл оцепенел. Виола не ослышалась. Только слегка, почти незаметно, словно от внезапного порыва воздуха, качнулась назад. Через мгновение она глубоко вздохнула и широко улыбнулась.

— Мы не могли опоздать к такому событию! И поздравить Ричарда с вступлением в гильдию.

— Спасибо, Виола! — улыбнулся Дик.

— Виола? — левая бровь Жаклин приподнялась меньше с выражением удивления, чем укоризны. — Какой на вас… смелый… наряд!

— Каприз последней моды, — не узнавая своего голоса, ответила Виола.

Воцарилось неловкое молчание, тут же деликатно прерванное Жаклин:

— Я думаю, вам есть о чем поговорить. Поэтому прошу простить, но я оставлю вас. Мне нужно сделать кое-какие распоряжения, и вскоре я приглашу вас к столу.

Она вышла из зала.

Уилл молчал.

— Думаю, недели не хватит, чтобы вы рассказали обо всем, что повидали и пережили, — сказал Ричард. — Настоящие кочевники. Кто бы мог подумать!

Виола села в кресло напротив мужчин, расположившихся на скамье.

Свет из окна освещал их, отчего глаза Дика казались совсем прозрачными, точно льдинки.

— А ты? Все эти годы ты не уезжал из Лондона?

— Пока учишься, ты подневолен. Только мастер решает дать ли тебе время отдохнуть и сколько. Обычно это всего один день — Пасха или Рождество.

— Силы Небесные! Да это ж настоящее рабство, — Уилл, наконец, обрел дар речи.

— Таков порядок, — сказал Дик.

— Вот поэтому-то мы с тобой — неучи, — позволив, наконец, себе улыбнуться, Уильям кивнул сестре. — Никогда бы не смог безвылазно сидеть на одном месте. И не рассказывай больше об этом. Казни египетские!

— Давно ты женат, Ричард? — спросила Виола.

Дик рассказал им историю своей любви. Так обычно говорят о шторме, который сменился благодатью покоя лучисто играющего солнечными бликами штиля и ясным лазоревым утром наступающего дня.