Сицилия: Сладкий мед, горькие лимоны - Мэтью Форт Страница 59

Мой вечер начался с тарелки вареного осьминога. Коренастый молодой продавец с редеющими светлыми волосами вытащил осьминога из кастрюли с кипящей морской водой, окунул длинный нож с тонким лезвием в посудину, стоявшую рядом с ним, где плескалась вода весьма подозрительного вида, вытер его о столь же подозрительную по цвету тряпку и осторожно разрезал розовато-пурпурные щупальца на такие кусочки, которые можно прямо отправлять в рот. Он положил их на очень большую тарелку, неуместно элегантную в этой обстановке, на которой были нарисованы осьминоги, и протянул ее мне вместе с ломтиком лимона. Нет, по его уверениям, он торгует не только осьминогами. Иногда и мидиями. Его специализация — мидии и осьминоги. Осьминог оказался жесткой сладковатой резиной, с легким солоноватым привкусом морской воды, в которой он варился.

Воздух начал густеть. Зажглись электрические лампочки, висевшие на шнурах над палатками. Людской поток казался нескончаемым. Внезапно раздались резкие звуки, изрыгаемые стереосистемой автомобиля, втянутого в очередную свалку. Скутеры прокладывали себе дорогу между людьми и вокруг автомобилей, они обменивались звуковыми сигналами с водителями машин, словно беседовали с ними. В известном смысле именно так оно и было. Сицилийцы используют сигналы, чтобы оповестить других водителей о своем присутствии, а иногда и для того, чтобы выразить свое неудовольствие, но гнев — никогда. Мне еще ни разу не довелось увидеть разозлившегося водителя.

В боковой аллее я заметил мужчину, который продавал что-то из корзины, накрытой скатертью. Время от времени он поднимал ее и извлекал таинственное нечто. Его окружила группа людей, которым он протягивал свой товар иногда вместе со сдобной булочкой, а иногда — просто на куске жиронепроницаемой бумаги. И в продавце, и в покупателях мерещилось что-то сомнительное, но, когда я приблизился к ним, они повели себя дружелюбно.

— Что это? — Мое любопытство брало верх.

— Потроха, — ответил мужчина и, приподняв уголок скатерти, вытащил их из корзины.

— Потроха?

Он ткнул пальцем в свой живот.

— Телячьи. Хотите попробовать?

И он протянул мне квадратный кусочек жиронепроницаемой бумаги, на котором лежали какие-то странные пятнистые органы. Стоявшие вокруг нас мужчины выжидательно смотрели на меня. Это была вкуснейшая еда: жирная, слегка жестковатая, нежная, в которой сочетались вкусы мяса и карамели, в меру приправленная перцем.

— Вкусно, — дожевав, не замедлил я с оценкой. — Очень вкусно.

Все мужчины заулыбались. Они явно были рады тому, что мне понравился их любимый деликатес.

— Как их готовят?

— Много труда. Много времени, — только и сказал продавец.

Подошел какой-то мужчина и купил всем своим друзьям по порции, как покупают в баре целый поднос кружек на всю компанию.

Всюду продавалась еда, которую при желании можно было взять домой. Наряду с поздними персиками, ранними, еще зеленоватыми апельсинами, хурмой, брокколи и кабачками, на фруктовых и овощных прилавках стояли большие контейнеры с жареными перцами, жареным луком, с вареной картошкой и вареными бобами, а на одном — даже с вареными артишоками. Перед торговцами рыбой стояли подносы с sarde baccafico, sgombri marinate, polpette dipesce in sugo.

В центре всего этого съестного изобилия стояло барбекю «У Микеле». Чуть раньше я видел, как его владелец разжигал угли. Сейчас он насаживал мясо на деревянные вертела, делая спиедини, отбивные из мяса молодого барашка, польпеттекотлеты и телячьи эскалопы. Микеле, широкоплечий мужчина, двигался энергично и уверенно, не вынимая изо рта дешевой тосканской сигары. Если мне нужна рыба, пояснил он мне, то я должен купить ее в соседней палатке и он поджарит ее на гриле. Подошел мужчина и передал ему гигантскую мясистую рыбу с выпяченным ртом и печальными глазами. Микеле несколько раз разрезал ее по диагонали с обеих сторон, посыпал майораном, смочил маслом и положил на гриль.

— Когда вы закрываетесь? — Меня волновало, успеет ли он до конца рабочего дня.

Рыба будет жариться до половины девятого, а закроется он на час позже.

В вечернем воздухе поднимался сине-сизый дым от жаровни, в которой жарились каштаны. Небо было цвета горечавки. На соседней улице молодой человек в голубом комбинезоне поставил букетик мелких желтых хризантем в пластиковую бутылку из-под минеральной воды и воткнул ее в специальный держатель возле маленькой мемориальной таблички на стене.

Две мамаши шли рядом, болтая и толкая перед собой детские коляски. Покупатели сосредоточенно переходили от прилавка к прилавку, унося с собой шелестящие пакеты, в которых лежали килограмм морского окуня, килограмм мидий, брокколи, хурма и бог знает что еще. По площади туда-сюда сновали скутеры, и то, что они не сталкивались друг с другом, казалось чудом. Я ощущал пульс ежедневной жизни и понимал: происходящее на площади что-то значит для этих людей.

На соседней улице я обнаружил еще заведения, предлагавшие съестное. На расстоянии нескольких ярдов друг от друга располагались две конкурирующие между собой закусочные, бары, мясная лавка, в которой продавали только цыплят. Другая мясная лавка рекламировала свои свиные сосиски с сыром, луком и петрушкой, свинину с анисовым семенем для жарки и жирную свинину для гриля.

Было семь часов. Уже почти совсем стемнело, и вокруг каждого прилавка образовался свой освещенный участок, попадая на который, люди становились видимыми, а выходя из него, исчезали в темноте. Над грилем Микеле поднимался дым. Вспомнив про свое основное блюдо, я купил по соседству с ним одну скумбрию.

— Для гриля? — уточнил продавец.

Он выпотрошил рыбу, вытащил из нее кости и разрезал филе на куски. На все это у него ушло не более минуты. Затем он завернул скумбрию в бумагу, тщательно подоткнув края, хотя мне предстояло пройти с этим пакетом не более десяти шагов.

Микеле вынул рыбу, окунул ее в панировочные сухари и бросил на гриль. Какой-то мужчина попросил у него разрешения поджарить длинный, с фиолетовыми и белыми полосами, красный салатный цикорий из Кастельфранко, купленный в соседней овощной лавке. Пожалуйста, не возражал Микеле, не выпуская сигару изо рта. Мне тоже захотелось его попробовать, и Микеле пошел мне навстречу. Разрезав цикорий пополам, он положил его с обеих сторон от скумбрии.

— Будете есть здесь или возьмете с собой?

Он махнул рукой в сторону «обеденного зала» позади гриля. Там стояли четыре пластиковых стола.

— Здесь, пожалуйста.

— Вина?

Микеле не отличался особой разговорчивостью.

— Да, пожалуйста.

Он крикнул кому-то, кто находился по другую сторону палатки, и тот человек побежал за вином в соседнее винохранилище — энотеку.

Я сидел в «обеденном зале». Громко работало радио. Через пелену дыма, пропитанного запахом рыбы, трав и масла, я наблюдал за Микеле и его покупателями. Микеле постоянно был в движении: переворачивал рыбу, смачивал ее маслом, посыпал травой и солью, отдавал распоряжения и разговаривал. И все это — не выпуская сигары изо рта.