В предчувствии апокалипсиса - Валерий Сдобняков Страница 59

B. C. Я раньше думал, что художнику во время работы над портретом, по мере «вживания» им в образ, для него раскрывается и сам человек. Это так?

К. Ш. И так, и не так. У меня есть портреты, которые я писал по просьбе друзей. Так вот – когда я заканчивал их, то мне открывался уже совершенно другой человек, нежели тот, которого я начинал изображать в начале работы. Но в основном я пишу портреты тех людей, к которым у меня уже выработалось отношение, образ которых, в силу моего понимания их характера, во мне уже созрел. И тут я должен высказать своё удивление художниками XIX века, которые оставили нам блестящую галерею портретов великих деятелей русского искусства. А ведь только два из них были написаны с натуры. Но насколько художниками было пережито внутри себя творчество этих людей, что портреты получились глубокими. А ведь в большинстве своём они писали с фотографий. Но у них получились не искусные рисунки, а именно портреты. Это удивительно! Это высший пилотаж художника. Я много писал Льва Сивухина при его жизни, но главный портрет написал после его смерти с фотографии. И вот годы проходят, а портрет звучит всё сильнее и сильнее, набирает силу. Поэтому, если такая работа получилась достойной, то для художника это большая удача.

B. C. У вас нет ощущения, что из живописи уходит жанровая картина?

К. Ш. Сейчас многие на это жалуются. Но ведь жанровая картина рождается от потребностей общества и отражает-то она в первую очередь состояние общества. Ведь что такое жанр? Это не просто «Опять двойка» Решетникова или «Завтрак аристократа» Федотова. Жанр – это и «Меньшиков в Берёзове» Сурикова, и «Ночной дозор» Рембранта. А что в жанровой работе можно изобразить сейчас – завтрак олигарха в бассейне с девочками? В чём заключается потребность нашего сегодняшнего общества – вы мне можете это объяснить?

B. C. Передвижники, когда писали свои картины, они же не думали, кто будет закупать их полотна. Как мне кажется, в первую очередь они отражали те социальные процессы, которые происходили тогда в обществе.

К. Ш. Совершенно верно вы говорите. Именно отображали процессы, происходящие в обществе.

B. C. А вы думаете, что если изображать нашу сегодняшнюю действительность, попытаться осмыслить художнику всё происходящее на полотне, то зрители такие картины не воспримут, они их не заинтересуют?

К. Ш. Воспримут, только как осмыслить? Я лично теряюсь и не понимаю, как теперешнюю жизнь можно изобразительно осмыслить. У меня была идея вытащить всю сегодняшнюю «сермяжную правду» на холсте, наподобие работ передвижников. Но кого изображать? Наркоманов?

B. C. Мы опять упираемся в то, что начиная с политики и экономики и заканчивая искусством – все мы ощущаем отсутствие не то что национальной, а вообще, какой бы то ни было идеи, которая бы стимулировала наше общество к дальнейшей жизни, к развитию и совершенствованию.

К. Ш. Вы сказали абсолютно точно. Это изначальная потребность общества. Иначе происходит то, чему мы сейчас свидетели – теряем приоритет во всём, от спутников до спорта. Всё рушится, всё гибнет.

B. C. Суть национальной идеи, если уж брать оценку с самых великих вершин и требований жизни – это самоспасение нации.

К. Ш. Я уже говорил, что являюсь атеист. Я не принимаю в нашем православном христианстве одного – идеи превосходства русских в мире. Есть русские с нормальным мышлением. Но кроется во мне на генетическом уровне убеждённость, что потенциал нашего многонационального народа огромен. Именно потенциал разных национальностей.

B. C. Что ж, тут у каждого свои убеждения и оценки. Но это совершенно другая тема, может быть, для следующей нашей беседы.