Только для голоса - Сюзанна Тамаро Страница 59

Я опять здесь, дорогой. Еще жива и по-прежнему ношу тебя под сердцем. Плод с обезумевшими клетками пустил ростки по всему телу, захватил сначала печень, а потом и мозг. В агентстве узнали о моей болезни. Альберто навестил меня в больнице. Не мог скрыть изумления. Все повторял: «Никак не могу поверить, ты так хорошо выглядела…» Естественно, он же не знал о твоей истории. Кроме моих отца и матери никто не знал о ней.

Если б ты увидел меня сейчас, не поверил бы, что я твоя мать, а решил бы, что это какая-то сумасшедшая старуха. Наверное, так и подумал позавчера, когда, выходя из дома, увидел меня, сидящую на скамейке напротив дома. Мы словно случайно встретились взглядом, и ты сразу же, скривив губы, отвел глаза. Ты прав, волосы у меня выпали, и кожа, словно желтая грязная обертка, покрывает костлявый череп. Мне хотелось броситься к тебе, обнять, ощутить жизнь в твоем теле. Но я опустила глаза, притворившись, будто ищу что-то на земле, и пошевелила ногой пыль.

Я больше ни с кем не вижусь, и никто из моих немногих знакомых не ищет меня. Столь очевидная смерть всех пугает. Я отказалась ложиться раньше времени в больницу. Ненавижу все эти приборы с проводами, бесконечные операции. Зачем отнимать еще несколько дней у жизни, которой и так почти не осталось? Однажды, в юности, когда еще понимала поэзию, я прочитала стихи одного венгерского поэта. Не помню, что там было в начале, но запомнила конец: «Я жил напрасно, но и смерть напрасной будет». Все последние дни эти строчки почему-то не выходят у меня из головы.

Чтобы незаметно видеть тебя, я стала носить с собой пластиковые мешки. Стою тут возле твоего дома и кормлю кошек. Каждой придумала имя. Когда приходят все сразу, называю их детьми. Ловлю тревожные взгляды привратницы в своем доме. Понятно, она думает, будто синьорина М. тронулась умом. Вижу, как люди на улице обращают внимание на мою голову, но это не сердит меня, а, наоборот, радует. Одним лишь своим дуновением смерть развеяла всю мою мудрость! Вскоре меня не станет. И какое мне дело до всего остального? Оставалась бы я мудрой, то написала бы тебе сейчас последние слова, те великие и прекраснейшие слова, обозначающие жизнь. Но мне только делается смешно. Наверное, это стараются обезумевшие клетки в моем мозгу. Кто знает?

Этой ночью мне приснился сон. Тот самый. Будто я долгие часы пробираюсь сквозь ужасную снежную пургу. На каждом шагу утопаю по колено в снегу. И продвигаюсь все с большим и большим трудом, все более теряя силы. Но вот вижу тот свет вдали и уже чувствую, как внутри меня возникает спокойное оцепенение от холода. Сжимаю зубы, собираю последние силы. Наваливаюсь на дверь всем телом, она не заперта, приоткрывается. В комнате горит очаг, на столе вино и суп. Ем, пью. Потом поднимаюсь на второй этаж, постель разобрана, на подушке лежит белая фланелевая ночная рубашка. Надеваю ее и исчезаю под пуховым одеялом. Рядом стоит зажженная свеча, а снаружи все еще бушует пурга. Лежа с открытыми глазами, принимаюсь считать падающие снежинки, что опускаются на крышу, и те, что ложатся на подоконник. Потом рассматриваю снежинки, покрывающие ближайший лес, вершины и ветви деревьев, землю вокруг. И оказываюсь под плотным белым снежным покровом. Ломаю ледяную корку и опускаюсь еще ниже, туда, где лежат желуди, семена, где кроются соки растений, готовые проснуться весной. Вижу свернувшихся в клубок спящих змей и распластанных, будто мертвых, лягушек. Не понимаю, а что же такое я сама — то ли червь, то ли всего лишь взгляд, а может, муравей. Там, под землей, я двигаюсь совсем легко. Вроде лежу в постели и в то же время не в постели, я там, под землей, и одновременно повсюду. Дышу. Внезапно свеча гаснет, и я засыпаю. Сплю и вижу сон, будто я сплю. И только тогда все понимаю.

Утром у меня уже почти не было сил подняться с постели. Я с трудом открыла шкаф и достала голубую распашонку и штанишки, разгладила их ладонью, завернула сначала в красивую бумагу с цветочками, потом в более плотную, оберточную. Проверила, есть ли в сумочке два билета на автобус. Выбрала самое дальнее почтовое отделение, а обратный адрес написала вымышленный.

Служащая в окошке спросила, нет ли внутри письма, я сказала: «Нет, никакого письма там нет». Тогда она бросила пакет на весы. От его удара я вздрогнула. Заметив это, она с тревогой спросила: «Там что-то хрупкое?»

Еле слышно я произнесла: «Очень хрупкое».