Половина желтого солнца - Нгози Адичи Чимаманда Страница 59

— Да, мадам. Спасибо, мадам. Благослови вас Господь, мадам.

Старик продолжал рассыпаться в благодарностях; Оланна взяла со стола банан и вышла из кухни.

Она рассказала Оденигбо обо всем по телефону: как ей неприятно, что пожилой человек прилюдно унижался, и что мать сполна насладилась его позором и своим праведным гневом.

— И все из-за каких-то четырех стаканов риса.

— Кража есть кража, нкем.

— Мой отец и его дружки-политики заключают грабительские контракты, но никто их не заставляет на коленях молить о пощаде. На ворованные деньги они строят дома, сдают беднякам вроде того старика, поднимают плату за жилье, так что продукты покупать уже не на что.

— Воровство нельзя оправдать воровством. — Голос у Оденигбо почему-то был хмурый.

— Что-нибудь случилось?

— Мама приехала. Нагрянула без предупреждения.

Так вот откуда эта мрачность.

— Ко вторнику уедет?

— Не знаю. Жаль, что тебя здесь нет.

— Хорошо, что меня нет. Уже обсудили, как разрушить чары ученой ведьмы?

— Пусть только попробует намекнуть!

— Чтобы ее задобрить, скажи, что мы хотим ребенка. Или она придет в ужас? Подумать только, ее внук унаследует гены ведьмы!

Оланна надеялась рассмешить Оденигбо, но не преуспела.

— Скорей бы вторник, — вздохнул Оденигбо.

— И я жду не дождусь. Скажи Угву, пусть проветрит ковер в спальне.

Вечером к Оланне в комнату зашла мать, благоухая духами «Хлоя»; аромат чудесный, но для чего так поливаться духами на ночь? Духов у матери — целый парфюмерный магазин, весь комод уставлен пузырьками — высокими, низенькими, узкими, пузатыми. Не истратишь и за полвека.

— Спасибо, нне, — сказала мать. — Твой отец уже пытается загладить вину.

— Ясно. — Оланна не стала интересоваться, как именно отец заглаживает вину, но испытала странную гордость, что смогла поговорить не хуже Кайнене, чего — то добиться, принести пользу.

— Теперь миссис Нвизу перестанет мне названивать и сообщать, что видела его в доме любовницы, — продолжала мать. — На днях она съехидничала насчет людей, чьи дочери отказываются выходить замуж. Бросила камешек в мой огород и ждала, что я отвечу. Зато ее дочь в прошлом году вышла замуж, а для свадьбы ничего не заказали за границей — денег не хватило. Даже свадебное платье шили здесь, в Лагосе! — Она села на кровать. — Кстати, кое-кто хочет с тобой познакомиться. Знаешь семью Игве Оночи? Их сын — инженер. Он тебя, кажется, где-то видел и мечтает познакомиться поближе.

Оланна со вздохом откинулась на подушки и приготовилась слушать.

В Нсукку Оланна вернулась в тот тихий послеполуденный час, когда солнце палило нещадно и даже пчелы, истомленные зноем, неподвижно сидели на цветах. Машина Оденигбо стояла в гараже. Не успела Оланна постучать, а Угву уже открыл дверь, в расстегнутой рубашке, с влажными пятнами от пота под мышками.

— Добро пожаловать, мэм.

— Угву! — Ей не хватало его преданного взгляда, дружеской улыбки. — Unu anokwa ofuma, как вам жилось без меня?

— Хорошо, мэм. — Угву отправился к такси за ее сумками.

Оланна зашла в дом. В гостиной стоял знакомый запах моющего средства, которым Угву чистил шторы. Она надеялась, что мать Оденигбо уже уехала, и не на шутку расстроилась, застав ту на диване, в дорожной одежде, с сумочкой в руках. Рядом стояла Амала с металлической шкатулкой.

— Нкем! — Оденигбо шагнул Оланне навстречу. — Наконец-то ты вернулась, наконец-то! — Он был напряжен, сухими губами слегка коснулся ее губ, коротко обнял. — Мама с Амалой как раз собрались уезжать. Я отвезу их к автобусу.

— Здравствуйте, Матушка, — сказала Оланна, но даже не попыталась подойти ближе.

— Оланна! Kedu? — Матушка сама обняла Оланну, первой тепло улыбнулась.

Оланна слегка опешила, но обрадовалась. Видно, Оденигбо объяснил ей, как сильно они любят друг друга, а их решение завести ребенка окончательно примирило Матушку.

— Амала, как дела? — спросила Оланна. — Я и не знала, что вы тоже здесь.

— С приездом, — промямлила Амала, не поднимая глаз.

— Ты все вещи собрала? — спросил Оденигбо у матери. — Скорей, скорей.

— Вы успели поесть, Матушка? — спросила Оланна.

— Я так сытно позавтракала, что есть до сих пор не хочется, — ответила та. Лицо у Матушки было довольное, взгляд лукавый.

— Пора ехать, — торопил Оденигбо. — У меня вечером игра.

— А вы, Амала? — При виде Матушкиной улыбки Оланне вдруг захотелось, чтобы они задержались еще хоть ненадолго. — Вы-то перекусили?

— Да, спасибо. — Амала упорно смотрела в пол.

— Дай Амале ключи, она отнесет вещи в машину, — сказала Матушка сыну.

Оденигбо шагнул к Амале, издали протянул руку с ключом. Амала взяла ключ осторожно, не касаясь руки Оденигбо. Это длилось всего лишь миг, но Оланна заметила, как старательно они избегали прикосновений, будто их объединяло нечто общее и столь важное, что исключало любую иную близость.

— Доброго пути.

Оланна проводила машину взглядом, но не двинулась с места, уверяя себя, что ошиблась, что ничего особенного в этом жесте не было. Нечто похожее она испытывала в приемной у гинеколога: уверенность, что с ней что-то не так, и одновременно жажду услышать, что все в порядке.

— Мэм, будете кушать? Рис разогреть? — предложил Угву.

— Попозже. — У нее мелькнула мысль спросить Угву, заметил ли он что-то неладное. — Сходи посмотри, не поспели ли авокадо.

— Да, мэм. — Угву чуть помедлил, прежде чем уйти.

Все время, дожидаясь Оденигбо, Оланна простояла у дверей.

— Что-то случилось? — спросила она, как только он переступил порог.

— В каком смысле? — В руке Оденигбо держал свежие газеты. — Один мой студент прогулял прошлый зачет, а сегодня явился и предложил мне денег, жалкий неуч.

— Я не знала, что Матушка приезжала с Амалой, — проронила Оланна.

— Да.

Оденигбо перебирал газеты, избегая взгляда Оланны, и мало-помалу ее объял ужас. По его судорожным движениям, по страху в глазах, по тому, как он силился взять себя в руки, она поняла: случилось то, что не должно было случиться.

— Ты переспал с Амалой.

Это не был вопрос, но все же Оланна ждала ответа, ждала, что его оскорбит такое предположение. Оденигбо молчал.

— Ты спал с Амалой, — повторила Оланна.

Никогда не забудет она его лица в тот миг: он смотрел на нее растерянно, будто и в страшном сне не мог вообразить подобной сцены и потому опешил, не находя слов.