Взрослые игрушки - Лидия Раевская Страница 59

Я в волосы её лицом зарываюсь, и понимаю, что дышу Женщиной.

Настоящей Женщиной.

Женщиной в теле ребёнка.

И понимаю, что обратной дороги нет.

Что я утонул в ней задолго до того, как понял — кто она. Какая она…

Она проникла в меня, в каждую мысль мою, в каждое движение.

Она отдала мне своё тело. Полностью. Целиком.

И больше не дала ничего…

Она приходит, чтобы получить своё.

Берёт, и уходит, оставляя мне свой запах, и смятые простыни…

А я — я не могу её догнать, удержать, запереть…

Она всё равно уйдёт.

Потому что Она не может принадлежать никому.

Женщина-кошка.

Сытая, гладкая, грациозная…

Нежная, ласковая, тёплая…

И — далёкая.

Ей не нужен я. Ей не нужны слова мои, не нужны мысли и чувства.

Ей не нужен никто.

А вот она мне — нужна.

Я жить хочу ей. Дышать ей. Для неё. Ради неё. Всё для неё. А ей — не нужно…

Я закрываю за ней дверь, а через две минуты на экране монитора возникают слова:

«Спасибо тебе за всё. Ты славный мальчик».

Славный мальчик.

И не более того.

Я буду ждать тебя, слышишь? Буду ждать. Дни, месяцы, годы…

Буду ждать тебя.

Одну тебя.

Только тебя.

Потому что люблю.

Люблю…

…Она закрыла входную дверь, и, не зажигая света, села в кресло и закрыла лицо руками.

«Я старая идиотка. Зачем я к нему хожу? Он просит? Пусть просит. Это его трудности. Ты мне ответь — зачем ТЫ туда ходишь? Молчишь? А я тебе скажу. Он — не такой. Он — другой. Он тебя любит только за то, что ты есть. Что ты ходишь с ним по одной земле, и дышишь одним воздухом. И вот скажи ему — «Убей ради меня!» — убьёт. И глаза эти врать не умеют. Ещё не умеют. Не научились ещё. И тебе страшно, да? Да. Страшно. Он младше тебя на семь лет, у него жизнь только начинается… Куда ты со своими мощами лезешь, дура? Отпусти его, не мучай… Верни его на место.

Не могу. Не могу. Не могу я!

Я видеть его хочу. Дышать им. Прятаться у него на груди, и трогать губами его ресницы…

Голос хочу его слышать. Пальцы его целовать. Родные такие… Тёплые… Любимые пальчики…

Засыпать и посыпаться рядом с ним.

Гладить его рубашки по вечерам.

Смотреть телевизор, сидя на его коленях…

И — не могу.

Что? Что ты от меня хочешь, а? Что ты жрёшь меня изнутри?!

Не могу!

Не отпущу! Не отдам! Никогда!

И назови меня трижды сукой — я рассмеюсь тебе в лицо!

Я люблю его.

И это оправдываёт всё.

И несущественным сразу делает, неважным…

Люблю…»

Мерно загудел системный блок, и замерцал экран монитора.

И её руки привычно легли на клавиатуру, и так же привычно набрали текст:

«Спасибо тебе за всё. Ты славный мальчик…»

Сын

— Я закурю, не возражаешь? — смотрю вопросительно, накручивая пальцем колёсико грошовой зажигалки.

— Кури.

Закуриваю, выпуская дым в открытую форточку.

— Окно закрой, продует тебя… — в голосе за спиной слышится неодобрение.

Отрицательно мотаю головой, и сажусь на подоконник.

— Скажи мне правду… — говорю куда-то в сторону, не глядя на него.

— Какую? — с издёвкой спрашивает? Или показалось?

— Зачем ты это сделал?

Пытаюсь поймать его взгляд.

Не получается.

— В глаза мне смотри! — повышаю голос, и нервно тушу сигарету о подоконник.

Серые глаза смотрят на меня в упор. Губы в ниточку сжаты.

— Я тебе сто раз объяснял! И прекрати на подоконнике помойку устраивать!

Ну да… Лучшая защита — это…

— Захлопни рот! Тебе кто дал право со мной в таком тоне разговаривать?! Забыл кто ты, и откуда вылез?!

Вот теперь всё правильно.

Теперь всё верно.

— А вот не надо мне хамить, ладно? Ты весь вечер как цепная собака! Я сто раз извинился! Что мне ещё сделать?

А мы похожи, чёрт подери…

Может, поэтому я его люблю?

За голос этот… За глаза серые… За умение вести словесную контратаку…

Я тебя люблю…

Но не скажу тебе этого.

По крайней мере, сейчас.

Пока ты мне не ответишь на все мои вопросы.

— Я повторяю вопрос. Зачем. Ты. Это. Сделал. Знак вопроса в конце.

— Хватит. Я устал повторять всё в сотый раз. Тебе нравиться надо мной издеваться?

Ты не представляешь, КАК мне это нравится…

Ты не представляешь, КАК я люблю, когда ты стоишь возле меня, и пытаешься придумать достойный ответ…

Ты даже не догадываешься, какая я сука…

Прикуриваю новую сигарету, и, склонив голову набок, жду ответа.

— Да. Я был неправ…

Торжествующе откидываю голову назад, и улыбаюсь одним уголком рта.

— … Но я не стану тебе объяснять, почему я это сделал. Я принял решение. И всё. И закрой уже окно, мне твоего бронхита очень не хватает.

Рано, рано… Поторопилась.

Меняем тактику.

Наклоняюсь вперёд, зажав ладони между коленей.

Недокуренная сигарета тлеет в пепельнице.

Дым уходит в окно…

— Послушай меня… Я никогда и никому не говорила таких слов. Тебе — скажу. — Нарочито тяну время, хмурю брови, кусаю губы…

— Я старше тебя, ты знаешь. Естественно, в моей жизни были мужчины. Много или мало — это не важно. Кого-то я любила. Кого-то нет. От кого-то была в зависимости, кто-то был в зависимости от меня. Но никому и никогда я не говорила, что…

Теперь надо выдержать паузу.

Красивую такую, выверенную.

Беру из пепельницы полуистлевшую сигарету, и глубоко затягиваюсь, не глядя на него.

Три… Два… Один!

Вот, сейчас!

Выпускаю дым через ноздри, и говорю в сторону:

— Никому и никогда я не говорила, что он — самый важный мужчина в моей жизни…

Набрала полную грудь воздуха, давая понять, что фраза не окончена, а сама смотрю на его реакцию.