Румбо - Георгий Злобо Страница 59

Проснулся от холода.

Стемнело, дул пронизывающий ветер.

С неожиданным сожалением вспомнил о кафельных коридорах, где не бывает сквозняков.

Надо бы раздобыть одежду: даже в Раю не ходил голым. А здесь вроде парк. Городской, надо думать. Пройтись вдоль кустарника: авось случайного путника принесёт нелегкая. Хотя, кто гуляет в парке в такое время и в такую погоду? Разве, пьянь всякая?

Кустарник показался странным.

Найти бы сейчас обратно тот переключатель программ, что повернул он в нервной суете: может, где и потеплее будет? Оно понятно, что Половина Тётки предупреждала, что в каждую волну желательно вжиться. Волна как женщина: требует ласки и терпения. Требует, чтобы ты показал и доказал, из какого теста слеплен. Неприветлив и обидчив, а для кого-то пьяняще раскован, соблазняющ, услужлив. Всякая грань требовательна. Какую-то находчивость должен проявить, чтобы доказать, что отличаешься от многих. А для чего? Вот, тоже вопрос. Буду как все. Так же удобней. И думать всякий раз не надо, и сомневаться.

А если чирей выскочит — терпеть буду.

Но отчего оставаться в этом мире, если он — лишь один из множества? Разве так трудно уйти? За оградой теперь не хоронят, а если и хоронят, то что с того? Ведь гораздо больше самоубийц неявных, покончивших со всем не во мгновения. Многие ведь растягивают своё удовольствие на долгие годы. Судить их за это нельзя, ибо сказано: «делай, что пожелаешь — вот весь закон».

Да, если б можно было ещё что-то желать… чего бы пожелать тогда радиоактивному упырю-молотобойцу?

Скорейшей кончины?

Но он, вроде бы и так давно мёртв. Утонул, воскрес, а затем — сгорел заживо. И всё никак не успокоится. Беспокойный покойник, надо же. Беспокойник, короче. Бес-Покойник, вот кто ты, стало быть. То есть, успокоившийся бес?

Разрешите представиться: успокоившийся бес Румбо. Приговорён к сожженью заживо, но восстал из пепла, ибо понял: дело ещё не сделано. А раз не сделано — рано нам умирать.

Вот так, или примерно так напутствовал себя Румбо, выходя из зарослей и оказываясь на обочине хайвэя.

Было уже совершенно темно, и бензоколонка в полтораста шагах сияла кораблём пришельцев. Пришельцев-мутантов (а как же).

Улыбнулся. Пришельцы-мутанты. Откуда нам знать, что они — мутанты? Возможно, кажущееся отклонением есть на поверку доминирующая черта поколения будущего?

Пришельцы будут ебать наших женщин, и они будут рожать им помесь: нашу с пришельцевой. А мы постепенно вымрем. Те, которые поотчаянней, тех отстреляют сразу. Трусливые подохнут на коленях значительно позже.

Но некоторые из отчаянных выживут всё же.

Для них — эта странная повесть.

А кто из нас более всех отчаян?

Отчаявшийся во всём.

Таков и был Румбо: ничто не ждало его впереди, но только боль ждала.

Поэтому спокойно прошёл к бензоколонке и, как был голый, вошёл в магазин.

Кассир у окна пробивает за топливо. Кассирша справа — за харчи и прочий хлам. Тощий спортсмен у стойки; юноша пролетарского вида у прилавка с газетами; похожий на престарелого актёра охранник. От него и главная опасность. Остальным, что? Похуй. Ну, голый мужик, подумаешь… голых мужиков они не видели? Ведёт себя прилично, ни к кому не пристаёт, разговаривает культурно. Ну и что, что без одежды? Возможно, он ставит на себе опыты. Или выражает протест против парникового эффекта.

Хотелось чего-то спокойного, умиротворённого по-кладбищенски. Но умиротворённость кладбища — есть ложь. Земля с весёленькой зеленью под гранитными плитами скрывает жилы гниющей плоти, которые шевелятся как черви во чреве разлагающейся девственницы. Вертятся волчком гробы в могилах, копошатся неистово бесы-покойники…

— Простите, можно у вас одолжить какую-нибудь одежду?

Тяжелоё молчание. Наконец, кассир, пробивающий топливо (молодой мужик в свитере):

— Одолжить нельзя, можно купить. Но на что ты её купишь, дядя? Бабки твои где?

Ленивый смешок прокатился по помещению.

— Если ты такой умный, то покажи нам свои бабки! — многозначительно изрёк актёр-охранник, поправляя дубинку.

Снова тяжёлая пауза.

— Ну нет у меня денег… чего же поделать. Могу отработать: не немощный.

— Ты вот что, парень… вали, давай, отсюдова! — актёр-охранник выступил в проходе, — одежды тут для тебя нет. И не предвидится.

— Э, а чего… пусть отработает! — выступил юноша пролетарского вида, — пусть отсосёт у меня: пиджак отдам.

— Да ты чего говоришь, не дури! — запричитала кассирша: ей было щекотно и стыдно.

— А… ну а я тогда брюки дам: во! — молодой мужик в свитере достал из-под прилавка штаны бензозаправщика.

— Ну вот, видите… освободите проход: меня клиенты ждут! — после некоторого колебания Румбо оттеснил охранника и прошёл за стойку.

Тощий спортсмен переминался с ноги на ногу.

Широкий хлебный нож в углу у раковины.

— Иди сюда, в служебную, — поманил кассир, суетливо облизываясь, — щас попрошу Женьку подменить меня…

За дверью обнаружилось узкое помещение с инвентарём.

— Сначала парню, — попросил Румбо, кивнув на юношу.

— А чего, посмотреть нельзя? — кассир зло надул губы.

— Стесняюсь…

— Ладно, хер с тобой…

— В пятую колонку 95-го на 500, — попросил вошедший мужчина в костюме.

Кассир притворил дверь.

Румбо ударил юношу ребром ладони в горло, коленом в пах, поддых, локтем в голову. Оглушенного, задушил воротником его же пиджака. Пиджак примерил. Нет, тесноват будет. Лучше свитер у кассира, и брюки наверняка по размеру подойдут. Хорошо бы забрать форму у охранника, да небось велика. В нём росту метр девяносто, как минимум…