Тиски - Олег Маловичко Страница 59

– Что вам еще надо? Я вам все назвал – место, время, чего вы хотите от меня?

– Я не смог. Не рассчитал.

– Так рассчитайте в следующий раз!

– Ты, блядь, не забывай, с кем разговариваешь, щенок! – И через пару секунд мягче, проникновеннее: – Сынок, ты пойми, сразу не бывает все. Это работа. Поэтому давай не психовать и работать, ладно?

Когда я прихожу, майор почти всегда ест. Встречи со мной выпадают на время обеда, объясняет он. Он жрет котлеты и жрет мою информацию. Когда все заканчивается, он отпускает меня кивком, и я иду к машине таким измотанным и высушенным, как будто он жрал и меня. Пожевал и выплюнул.

Не знаю, было ли это просчетом Дудайтиса, или, наоборот, он все спланировал, подобно опытному психологу, но в один из своих визитов в кафе Нарцисса я увидел на стояночной площадке старенький «Цивик» Птицы. Вскоре появился и он сам. Заметив меня, Птица на секунду застыл от неожиданности, а затем на его лице появилась фирменная птицевская улыбка, которой он пытался обаять меня в начале уже второго нашего знакомства, словно пытаясь дать понять – теперь надо жить по-новому.

– Дэн, ну здорово! Как сам-то, как дела вообще? – Птица резко хватает меня за ладонь, здороваясь, словно опасаясь, что я выдерну руку. Закрепляя успех, Птица хлопает меня по плечу и даже пытается обнять. Поняв по моему лицу, что это будет перебор, он, впрочем, тут же отстраняется. Он умеет чувствовать партнера.

Дешевая кофейня у заправки, не доезжая пяти километров до города. Мы боимся ехать в город, а остаться в «Приволье» кажется решением совсем уж отвратительным.

– Я тебя когда увидел в первый раз – пересрал. Думал, все, пипец, приплыли. Сейчас затрамбят и в реку выкинут – башку отдельно, туловище отдельно.

– Давно с майором?

– Года два уже. – Птица допивает кофе и машет пожилой крашеной официантке: повторить. – Он меня как-то на передаче цепанул.

– На шоссе возил?

– На какое шоссе? – Птица смотрит на меня непонимающе.

Понятно. Птица сдался сразу. На мгновение я ощущаю укол гордости, пока он не заглушается стыдом.

– Сначала очень страшно было. Я спать не мог, – продолжает Птица, – постоянно измена долбила. ­Ляжешь, закроешь глаза и каждый звук слушаешь. Кажется, вот сейчас придут, вот сейчас, через секунду, дверь выбьют ногами, войдут и тут же, на месте, заколбасят. Когда на улицу выйдешь – не лучше. Каждую секунду ждешь. Но, если с этим постоянно ходить в голове – с ума сойдешь. Поэтому начинаешь находить плюсы.

– Плюсы?

– Да.

– Какие, если не секрет?

– Живи – не хочу. Все твое. Наркота, девки, бабки. Можешь подмучивать, все что хочешь, рисковать как бог на душу положит. И у тебя всегда есть путь назад, в отличие от остальных. Потому что ты… – Птица кривит губы, иронизируя: – Типа, за правое дело. Ты с правильными большими пацанами, которые тебя прикроют и отмажут, в случае чего. Это хорошая жизнь. Мне так лучше, чем раньше.

– Сука ты, Птица. – Меня передергивает от отвращения, я быстро бросаю на стол купюру и почти бегу к выходу.

– Да ты, бля, такой же! – кричит мне вслед Птица.

Я выбегаю на улицу, а он идет за мной. С его лица слетела культивируемая Птицей придурковатость. Он зол не на шутку:

– Ты че, сука, принцессу из себя корчишь? Я не такая, я жду трамвая! Сам-то ты кто? Стукач, вкидыш ебаный!

– Я не такой, как ты! И не стану никогда! – шиплю я в ответ, заводя машину.

– А какой? Да, ты, конечно, чистый-благородный! – и, облокотившись на машину, в открытое окно, тише, интимнее: – Что, много сдать уже успел? Доволен майор?

Я газую, машина, взвизгнув шинами, срывается с места.

– Козел! – орет мне вслед Птица.

Я звоню ему на следующий день. Извиняюсь. Предлагаю встретиться. Мне поговорить не с кем. И Птица становится моим другом. Это происходит само собой. После одной из встреч он даже приглашает меня в кино, и, если бы не вечер с Таей, я, возможно, согласился бы.

– Может, заклеим кого-нибудь? Познакомимся. Я обычно блядей вызываю. – Птица хрюкает, что должно изображать смех. – У меня в одной конторе дисконт уже. Беру тех, кто по садо-мазо работает. Нет, никаких плеток, кожи, прочей хуйни. Я их дрючу сначала, потом пизжу. По морде и ногами чуть-чуть. Ничего серьезного, до первой крови. Знаешь, когда бабу голую пиздишь – ничего сексуального. Они такие коровы сразу становятся. Любые, я многих брал. Въебешь ей пару раз, она ноги растопырит, сопли, слезы, сидит, ноет на полу. Просто мужик с сиськами, и все. Никакого кайфа. Я их, правда, все равно трахаю. На полу, жестко, пока они ревут. Не знаю, у меня самый стояк в это время.

Он больной. Но кто из нас здоров? Зато у меня появился друг на работе. Все как у людей.

Простившись с Птицей, я еду к Озику забрать очередной недельный заказ – два кило герыча, четыреста грамм кокса, пробную партию какого-то китайского говна и четыре сотни колес. Торговля растет с ужасающей скоростью. Сейчас я через «Гетто» и своих шнырей осваиваю примерно четверть всего вернеровского товарооборота.

Озик ждет меня в порту. Все как всегда. Огороженная территория портового отстойника. Пустые контейнеры со стенками из гофрированного железа, цапли кранов на горизонте, утробные гудки входящих в гавань судов.

– А ты прямо зачастил. – Пускает в меня дым Озик, пока я, опустившись на колено, проверяю содержимое сумки. – Дилер года!

Озик мелко смеется, но я чувствую за его смехом подозрение – так смеются в начале драки, пытаясь взять противника на понт.

– И сумку верни потом, я уже упарился их доставать, – продолжает Озик, – куда ты все деваешь, понять не могу. И мусора тебя не трогают, ты прямо заговоренный какой-то. Или у тебя дружки там, а?

Вот оно. Теперь я понимаю, о чем говорил Птица. Паника. Мгновенная и холодная. Я чувствую выступившую на лбу испарину. Чего мне ждать теперь? Может быть, за тем вон контейнером стоит Жига и ждет отмашки от Вернера, чтобы выйти и продырявить меня узкой длинной заточкой? Или сам Вернер торопливо затягивается, перед тем как надеть на дуло глушитель и вышибить мозги из моей башки?