Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство - Дэйв Пельцер Страница 59

— Милый, я хочу, чтобы ты понял: ты должен сам бороться за свою жизнь. Если твоей матери удастся убедить окружной суд, что она действует в их интересах, то тебя положат в психиатрическую лечебницу. И если это случится… — Лилиан больше не могла сдерживать слезы. — Дэвид, пожалуйста, помни: что бы тебе ни говорили, мы с Руди стараемся помочь тебе. И мы на все пойдем ради этого. Нужно будет нанять адвоката — наймем. Нужно будет сходить в ад и вернуться — и это сделаем. Мы будем бороться за тебя! Иначе какие же мы опекуны?

Лилиан замолчала и отвернулась, чтобы вытереть слезы, а я решил пока не задавать ей вопросов. Наконец она более-менее пришла в себя и продолжила тихим, спокойным голосом:

— Я не знаю, почему так происходит, но многие смотрят на опекунов сверху вниз. И эти люди считают, что только плохие дети оказываются на нашем попечении. Иначе почему от вас отказываются родители? Поэтому они стараются не допускать вас в свое общество — им так спокойнее. Понимаешь?

Я молча покачал головой. Лилиан прижала палец к губам, раздумывая, как бы мне это объяснить.

— Ты же знаешь, что означает слово «предрассудки»?

— Да, мэм.

— Вот это они и есть. Если эти люди признают или хотя бы попробуют допустить тот факт, что опекунство необходимо, то им придется всерьез задуматься над тем, почему некоторые дети попадают к опекунам. То есть согласиться, что в нашем обществе существуют такие проблемы, как алкоголизм, жестокое обращение с детьми, что дети убегают от родителей, принимают наркотики и так далее. Понимаешь? За последние годы мы достигли определенных успехов, но по-прежнему являемся небольшим закрытым обществом. А ведь многие дети страдают точно так же, как и ты. Им приходится делать все, чтобы выживать, и больше всего на свете они боятся, что кто-то узнает об их семейном секрете. К ним относятся с большим предубеждением, поэтому если ребенок, за которого отвечают опекуны, попадает в неприятности, то…

Ее слова обрушились на меня, как тонна кирпичей. Теперь я понял. Грудь сдавило, словно кто-то затянул на ней толстый кожаный ремень.

— То есть… — прохрипел я. — Раньше… когда я к вам только приехал и попал в неприятности…

— Да, — прошептала Лилиан.

— Я слышал, что вы тогда сказали… но не хотел понимать.

Миссис Катанзе сжала мои руки в своих:

— Милый, все это в прошлом. Я знаю, что тебе здесь нелегко приходится, но все равно прошу: веди себя хорошо. Я тебя очень прошу, — подчеркнула она. — Надзиратели пишут отчеты о твоем поведении и передают их тому самому Гордону Хатченсону, о котором я тебе уже говорила. Ты же с ним встречался, так?

— Да, мэм, — ответил я.

— Эти отчеты могут помешать твоей матери отправить тебя в больницу. Сейчас все, что у нее есть, — набор выдуманных историй. Она сделала из тебя какого-то сумасшедшего ребенка… хотя иногда мне кажется, что у тебя действительно что-то не в порядке с головой! — Лилиан улыбнулась, показывая, что это шутка. — Если мы сможем доказать в суде, что ты не поджигал школу и вел себя как примерный мальчик, то твоей матери больше никто не поверит.

— И что я должен делать?

— Просто будь собой, Дэвид, — ласково посмотрела на меня миссис Катанзе. — Вот и все. Даже не пытайся быть кем-то, кем ты не являешься. Те, кто здесь работает, сразу заметят, если ты начнешь притворяться. Помнишь, каким ты был, когда приехал к нам? До того, как начались неприятности? Вот будь таким же, хорошо? Но, — предупредила Лилиан, — тебе больше нельзя ошибаться. Держи себя в руках, даже если очень злишься. И постарайся пореже открывать рот. Ясно?

Я снова кивнул.

— Дэвид, если можно так выразиться, то ты сейчас засунул голову в пасть льву. Одно неверное движение — и он тебе ее откусит. За двенадцать лет ты вынес больше, чем многие из нас за всю жизнь. Если ты тогда не сломался и выстоял, то теперь-то… нельзя сдаваться. И расслабляться тоже нельзя! Делай все, что говорит тебе мистер Хатченсон и персонал тюрьмы. Понимаю, это звучит несколько странно, но в Гордоне я уверена. Я давно его знаю, поэтому поверь мне: он лучший. А ты подумай сто раз, прежде чем что-то делать. Хорошо?

Миссис Катанзе держала меня за руки, а мне хотелось просить прощения за все проблемы, которые я навлек на нее и ее семью. Но я уже столько раз говорил ей это, ничего не вкладывая в свои слова. Так почему сейчас она должна мне поверить? Я смотрел в ее добрые глаза и понимал, что из-за меня она не спит по ночам, что переживает за меня и волнуется.

Лилиан словно почувствовала мою тревогу и широко улыбнулась.

— Кстати, чуть не забыла! У меня кое-что для тебя есть, — сказала она и залезла в сумочку, чтобы секунду спустя вытащить оттуда жестяную коробочку вишен в шоколаде. Лицо миссис Катанзе сияло от удовольствия, когда она протягивала мне подарок.

— Конфеты? — спросил я.

— А ты посмотри, — подмигнула она.

Я осторожно приподнял крышку и чуть не завопил от радости, увидев внутри черепашку, которая поселилась у меня, когда я жил у Лилиан и Руди. Крохотный питомец вытянул шею, а я аккуратно вытащил его из коробки и положил к себе на ладонь. Черепашка быстро спряталась в панцирь.

— С ней все в порядке? Она хорошо кушает?

— Да, да, — поторопилась заверить меня Лилиан. — Я о ней забочусь, меняю воду…

— Через день? — уточнил я, беспокоясь о питомце.

— Через день, да, я помню. Вот уж не думала, что когда-нибудь буду ухаживать за старой черепашкой.

— И совсем она не старая, наоборот, совсем маленькая еще! — Я нежно погладил черепашку по панцирю. — Мне кажется, вы ей нравитесь!

Лилиан эта новость не слишком обрадовала. Хотя, возможно, миссис Катанзе просто не понравилось, что я сунул черепашку ей прямо под нос.

— Дэвид, — нежно сказала она, осторожно отодвигаясь от рептилии и гладя меня по голове, — вот смотрю я на вас с черепашкой… Если бы только люди в суде это видели.

Я осторожно вернул питомца в коробку из-под конфет. Затем взял Лилиан за руку.

— Я знаю, что плохо вел себя и заслуживаю наказания, но обещаю — даю честное-пречестное слово, — что буду хорошим. Обещаю… мама.

В тот вечера, стоя возле окна в камере, я почувствовал, как мою душу переполняет незнакомое прежде теплое чувство. «Я сделаю это! — поклялся я. — Я докажу миссис Катанзе, мистеру Хатченсону и маме, что я хороший мальчик!» Я знал, что до судебного заседания осталось всего несколько недель. И это значит, что мне нужно хорошенько потрудиться. Я уснул сразу, в кои-то веки не ворочаясь от страха и беспокойства.

В течение следующих дней я набрал вдвое больше очков за хорошее поведение, чем когда-либо прежде. Я-то думал, что и раньше вел себя неплохо, но, когда Карл Мигель, старший инспектор крыла «С», похвалил меня перед всеми за отличную неделю, я решил доказать, что могу и лучше. Так, к концу следующей недели я достиг лучшего результата, который когда-либо показывали в этом крыле, то есть золотого. Мистер Хатченсон сказал, что обычно даже самым послушным детям на это требуется почти целый месяц. Я скромно улыбнулся, мысленно похвалив себя за то, что так быстро справился. Во время этого разговора мистер Хатченсон также сообщил, что судебное слушание по моему делу перенесли на несколько дней.