Дальтоник - Алексей Слаповский Страница 59

Карчин поехал к старику: надо все-таки его уговорить забрать заявление, иначе невозможно будет отправиться на отдых — проклятая подписка о невыезде.

Остановившись на перекрестке, обратил внимание: девушка в соседней машине приветливо помахала ему рукой и улыбнулась. Карчин тоже улыбнулся ей, но не узнал. Может, дочь каких-то знакомых? Он отвернулся. С другой стороны был парень на мотоцикле, в шлеме. Он тоже помахал рукой Карчину и вдруг — Карчин не поверил своим глазам — достал откуда-то самолетик и кинул в его сторону. И тут же рванул — и уехал, Карчин даже не успел заметить номера. Он выскочил из машины, схватил самолетик, а сзади уже неистово гудели, он сел опять в машину, поехал, на ходу разворачивая самолетик. Пусто. Обычный стандартный лист А-4, никаких знаков и надписей. Ерунда какая-то.

Однако самолетик мотоциклиста, как и те, которыми была раньше обсыпана его машина, это пустяки, это непонятно, но можно считать глупостью, фантасмагорией. Может, у московской молодежи сегодня день бумажных самолетиков? Но с какой стати то из одной, то из другой машины на него смотрят, улыбаются, машут рукой? Что за чертовщина?

Карчин резко свернул, проскочив на желтый свет, словно хотел оторваться от неведомых преследователей. Петлял по улицам. Остановился в тихом переулке, огляделся, не вылезая из машины. И опять поехал.

И стал понемногу успокаиваться. Свернул к супермаркету, где часто брал продукты: Лиля просила кое-что привезти. Он словно надеялся, что это бытовое житейское дело, покупка продуктов, вернет его в мир привычной реальности.

Взял тележку и пошел с нею по залу. Женщина, взвешивающая фрукты, смущенно посмотрев на него, сказала:

— Здравствуйте, Юрий Иванович.

Карчин кивнул и пошел дальше.

Продавщица мясного отдела, подавая курицу, сказала, еле сдерживая смех:

— Здравствуйте, Юрий Иванович.

Карчин ничего не ответил.

Кассирша, принимая от него продукты и начиная считать, сказала:

— Здравствуйте, Юрий Иванович.

— Я вас не знаю! — раздраженно сказал Карчин.

Охранник у выхода сказал коряво, как человек, впервые принимающий участие в самодеятельном спектакле:

— Здравствуйте, Юрий Иванович!

Юрий Иванович молча вышел, но тут же вернулся и подошел к охраннику:

— Кто вам велел это сделать?

— Чего?

— Поздороваться со мной?

— А чего, вам неприятно, что ли? Люди заходили, сказали, что у вас праздник какой-то и что надо с вами поздороваться.

— Денег дали?

— Немного дали.

— А что за люди?

— Парень какой-то и девушка... Если что не так, извините. У нас культура обслуживания, если нас просят чего-то хорошее сделать, мы не против.

— Ага. Шутка юмора то есть?

— Вроде того.

Идиотизм продолжается, подумал Карчин. Но — зачем? Кто? Почему? Подумал, что самое лучшее — поехать домой и лечь спать. А предварительно как следует выпить.

Но сначала к старику.

И не обращать ни на что внимания. Не так-то просто вывести его из себя.

Старик был дома с женой. Карчин надеялся на ее поддержку, но хитрый пенсионер пригласил его пойти посидеть во дворе.

— Ну вот, вы все-таки приехали, — сказал он. — Интересно, что скажете.

— Скажу, что очень сожалею. Прошу принять мои извинения.

Старик усмехнулся:

— Да нет, вы не сожалеете. То есть, конечно, сожалеете, что у вас неприятность, но о том, что пожилого человека чуть не убили, конечно же, не сожалеете.

Карчин не вполне владел собой, издерганный сегодняшними необъяснимостями. Поэтому сказал прямо и не скрывая неприязни:

— Да, не сожалею! Вы мне, извините, не отец, не дядя и даже не знакомый. Вы попались мне на пути случайно. Это вы хотели услышать?

— Я это и так знаю. Меня другой вопрос волнует. Даже не вопрос. А просто, пользуясь случаем, хочу понять, почему бы вам не действовать в открытую?

— То есть?

— Ну, как бывает, например, при открытой оккупации: одни грабят, расстреливают и зарывают живьем в землю других. И никаких сложностей. А при необъявленной сплошная морока: надо и в землю зарыть, и соблюсти видимость закона.

— Вы извините, конечно, я бы с удовольствием поговорил с вами на отвлеченные темы, но — время. Денег, как я понял, вы не хотите. Извинений тоже не принимаете. Чего вам надо? Только суда?

— Извинения я могу принять. Но без суда нельзя. Я хочу понять, как работает эта машина. Я ведь не дурак, я понимаю, что всё на вашей стороне. Шансов у меня минимум. За вас будут судьи, адвокаты, кому надо, дадут денег и так далее. За вами система. Вы, образно говоря, оккупант, а я, образно говоря, оккупированный.

М. М. не зря вставил «образно говоря». Не надо раньше времени раскрывать карты и показывать, что ты все понял. Пусть Карчин подумает, что он всего лишь догадывается. В силу старческого ума или, наоборот, благодаря старческому маразму, который есть безумие своего рода, а безумцы иногда способны на прозрения.

— То есть вы даже не надеетесь выиграть суд? Тогда зачем?

— Почему не надеюсь? Сложно, конечно, но есть общественное мнение, пресса. Нельзя упускать возможность объяснить людям, что есть что.

Карчин все меньше понимал М. М.

— Вы что, бывший министр или народный артист? С чего вы взяли, что какая-то пресса и какое-то там общественное мнение обратят на это внимание? Это, вы уж не сердитесь, на бред похоже! Поймите, в конце концов, я попал в страшное положение, меня фактически увольняют с работы, я ограблен, а теперь еще и судом грозят! По-человечески вы можете это понять?

— Вот это меня больше всего и поражает! — воскликнул М. М. — Меня поражает этот абсолютно новый прием: чуть что, оккупанты... я образно говорю... ну, скажем, властители, хозяева жизни... чуть что — они сразу начинают вопить о человеческих ценностях. Почему? Или они, то есть вы, стали такими слабыми? Или это хитроумный способ окончательно заморочить всем мозги? Думаю, вероятнее второе, — размышлял вслух М. М. — Слишком часто звучит идея единения нации. Вы сообразили, что для того, чтобы над кем-то властвовать, надо иметь объект власти, то есть народ. Иначе народ просто вымрет, исчезнет — и над кем тогда властвовать? На Западе давно поняли: нет никакого интереса владеть неимущими рабами, гораздо соблазнительней владеть людьми, которые считают себя свободными. Ну, это как с женщиной, — неожиданно вспомнил М. М. другую область жизни, — приятнее все-таки, когда женщина отдается по любви, а не из-за необходимости. Да, вам не повезло, вы столкнулись с человеком, который отказался подчиниться вам и по любви, и за деньги. Я хочу довести дело до конца. Я хочу на личном опыте убедиться, насколько прочна, насколько сильна эта ваша оккупация — это я образно говорю, повторяю. Кто знает, — добавил М. М. с такой интонацией, будто сам себе удивлялся, — может, втайне я как раз и жалею о том, что система не так сильна, как хотелось бы.