Собрание сочинений. Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы - Юрий Мамлеев Страница 59

— Ну знаешь, батюшки всякие бывают… Помолится за тебя…

— Что происходит, пусть происходит. Значит, так надо! Не нужны мне милости, они только нарушают Высший Промысел…

— А ты попробуй…

— Таня, нет, нет и нет! Хватит меня тянуть и спасать. Я хочу свободы; вы нашли свой путь — и ладно! А я хочу теперь в водоворот!

— Водоворот, и вся жисть наоборот! — вдруг кто-то заорал рядом.

Кот бросился наутек. Таня вздрогнула, обернулась: так это же Валера Иглов, сотоварищ Черепова, Клима!

Но Иглов был жуток — полурваный, глаза блуждали, и все лицо багровое то ли от водки, то ли от какого-то внутреннего напряга. Он очутился рядом с Павлом.

— Павлуша, плесни водяги! — пробормотал он. — Не могу!

— Что так?!

— Конца света не вижу, Павел! — отчеканил Иглов. — Конец света, Таня, опаздывать… — и он обернул к ней вдруг ставшее жалобным лицо. — Как же после этого жить?

Таня засмеялась:

— Хватит юродствовать! — Иглов взвизгнул:

— Не доживу до конца!

Павел еле унял его, утер сопли своим платком, налил водочки. Тогда Иглов примирился, дескать, на нет и суда нет, и затих.

Таня почувствовала, что Павел теперь непреклонен в своих метажеланиях, и, может быть фантом Безлунного сыграл здесь большую роль. Вообще говоря, Таня не считала, что Безлунный — человек, скорее всего фантом, вихрь, внутри которого фигура человека, псевдосущество, лихой, но локальный смерч, посланный каким-нибудь богом из подполья, чтоб почаще и погаже нарушалась гармония, и чтоб предупредить: держитесь, ребята, ужо вам будет… Привыкайте… И эту Танину мысль порой разделяла даже Марина. Таня вздохнула и, не обращая внимания на умолкнувшего, как крот, Иглова, спросила Павла:

— И что же ты намерен делать?

— Вот это другой разговор! — обрадовался Павел. — Я уже надумал: надо мне поискать Никиту! Все-таки в нем есть зацепка: как-никак, а из будущего… Может быть, через что-то и откроется, попадешь в какой-нибудь поток… Кстати, Безлунный бормотал мне последний раз по телефону: «Терпи!», а потом исчез. А я терпеть не хочу. Я бежать хочу!

Таня опять вздохнула и заметила:

— Вот и Никита тоже, Марина рассказывала, сидит, сидит, а потом вдруг вскочит и вскрикнет: «Мне бежать!» И исчезает… Куда ему теперь бежать?..

Иглов поднял голову.

— А я хочу, пока конца света не видно, в растение превратиться. У них сознание ничтожное и застывшее, им не жутко… Когда Бездна все поглотит…

— Какая еще Бездна? — спросил Павлик.

— Не ваша, не ваша, а которой еще не было, друзья… Которую Черепов ждет.

— Ну раз Черепов ждет, так и будет, — развел руками Павел, но в уме снова мелькнула Верочка… «Почему она умерла?.. Но, если бы жила, была бы сейчас… какая? Но я бы ее нашел все равно. И спросил бы: помнишь тот вечер, тридцать лет почти назад, молодого человека, который был влюблен в тебя в тот день… И вот я пришел за тобой… Как видишь, не постарел… Но многие ушли за это время в пропасть, и нет нигде Верочки. А что искать кладбище, что толку в могиле?»

Валера Иглов в это время встал. Лицо его побагровело еще больше.

— Прощайте, пока я еще не растение, и ветви с листьями не растут на мне, — твердо сказал он. — Пока могу говорить, а не шептать… Я, между прочим, с Череповым примирюсь. Не думайте, мы одного поля ягоды…

Иглов пошатнулся, но Павел удержал его.

— Я доеду. Меня ждут.

И он указал на дверь в булочную. Там за дверью, в булочной, двигались какие-то тени. Потом появилось лицо, опухшее, но призывающее Иглова. И тот пошел на зов…

Павел поглядел на Таню.

— Черепов велик, но опасен, — сказала она. — В теории о некоей Бездне, о «новом» для нас, точнее, скрытом Абсолюте, скрытом за нашим псевдо- Абсолютом — здесь, вроде, здорово, радикально, безумно… Истина это или нет — никто не знает… Тут интуиция должна быть сверхчеловеческая… Но на практике, сам знаешь, Черепов только тупо ждет этого Прихода… А что остается делать… Об этой Бездне — что можно предположить? Вот он и ожидает, пьет, скитается, бушует, такое выкидывает, что мурашки по душе ползают…

— Иглов-то просто как юродивый при нем, — вставил Павел.

— Если бы не Улюша его, Клим бы давно погиб. Он сам мне признавался однажды: умру под забором, — продолжала Таня. — Кто, тем более сейчас, может выдержать такой загиб жизни? Сейчас кто в квартирах сидят, и те мрут…

— Но Улька молодец! Вот наша баба, действительно! Правда, Тань?

— Правда. Но Черепов — это перегиб, отклонение в стане запредельных. Это тебе не Орлов. Во всем бывают извращения, даже в запредельном. Но он велик даже в своем постбезумии.

— Бог с ним. Пусть постбезумствует. «Мне бежать», Таня, как говорил Никита, человек будущего.

— Бегуны вы оба, — рассмеялась Таня.

— Бегу, бегу. В неизвестность. А тебе ведь надо ехать по делу куда-то, ты сказала…

— К сожалению, часа на три я не свободная птица. — И они расстались.