Всё зелёное - Ида Мартин Страница 59

Амелин замолчал, и я сильнее прижалась щекой к его плечу.

— Люблю твои сказки. Расскажи ещё, но если засну — не обижайся.

— Нет, погоди, — приподнявшись, он растормошил меня. — Давай уйдем отсюда прямо сейчас. Я тебя выведу. Клянусь. Будешь слушаться меня — не заблудимся. Я в кабинете дяди Пети карту местности сфотографировал.

— Кость, ты чего? Куда уйдем и зачем?

— Затем, что мы зря с ними связались, — он кивнул на спящих парней.

— Ты что? Так нельзя. А если бы они нас бросили?

— Этому я тоже был бы рад.

— Представляешь, они проснутся, а нас нет. Ну это совсем некрасиво.

— Почему?

— Потому что мы вместе.

— Я думал, вместе — это мы с тобой. Только ты и я. Ран фру ве мунсун.

— У тебя снова приступ детской беспричинной ревности?

— Она не беспричинная. И уж тем более не детская. Это самая взрослая ревность на свете. Честно. Я не шучу. Мне не нравится то, что происходит.

— А что происходит?

— Хочешь, чтобы я с ним прямо поговорил?

— С ума сошёл? Только не вздумай ничего устраивать. Никто твоих сцен не поймет. И не оценит. Я тоже. Только дураком себя опять выставишь.

— Опять? — в глазах стоял упрёк. — Тоня, ты сказала опять?

— Я имела в виду, что когда ты разыгрываешь драмы, люди считают это странным. С какой стороны линзы не посмотри.

— А каким я должен быть? Ну, чтобы нравиться тебе. Что я должен сделать? Нравиться им?

Амелин снова кивнул в сторону спящих.

— Ты мне нравишься, успокойся, пожалуйста.

— Тогда почему ты не хочешь уйти со мной? Только со мной? Ты мне не веришь? Не доверяешь? Я недостаточно крут, борз, накачен?

— Мы не можем быть всё время сами по себе. Так не бывает. Это наша компания, наши друзья. А друзья не сбегают посреди ночи.

— У меня есть только один друг, — поднявшись, взволнованно зашептал он. — Ты мой единственный друг, Тоня. А они — просто хорошие ребята. И мы их не бросаем в беде и не подставляем.

— Раз я твой друг, то ты должен считаться и с моим мнением.

— Хорошо. Я понял, — он свалился назад, а потом раскинув широко, как на распятье, руки и, глядя в деревянный потолок, проговорил тихим, низким шепотом:

— Люби меня, люби, холодная луна!

Пусть в небе обо мне твой рог жемчужный трубит,

Когда восходишь ты, ясна и холодна.

На этой злой земле никто меня не любит.

Выбравшись из-под одеяла, я села рядом с ним и ласково погладила по футболке на животе:

— Костя, ты самый лучший артист на свете. Тебе нужно не на лингвиста, а в театральный идти.

— Ты знаешь, что на луне в Лунном дворце живёт белый лунный кролик, который, сидя в тени коричного дерева гуйхуа, круглый год толчёт в ступе снадобье бессмертия? — он взял мою руку и засунул её под футболку, я продолжила успокаивающе гладить. — Если набрать снадобье бессмертия в ладони и выпить его, то никогда не будешь стареть и обретешь вечную жизнь. Только никто не может удержать в ладонях свет, ведь он утекает сквозь пальцы.

— А если его набрать сразу в рот?

Амелин с интересом поднял голову.

— Это мысль. Давай попробуем?

Мы тихо пробрались к раскрытому окошку и уселись прямо на приходящейся вровень с полом раме, свесив ноги наружу. Раскрыли рты и зажмурились.

Я чувствовала на языке призрачное лунное тепло или мне казалось, что чувствую, но тепло ласковых, осторожных прикосновений было вполне реальным, и ощущение бессмертия от бесконечно долгого поцелуя тоже.